Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец - [12]

Его свирепую? Иль как рабы

Трудились тяжко, по законам войн,

Подручными в Аду, в огне палящем,

Посыльными в бездонной, мрачной мгле?

Что толку в нашем вечном бытии

И силе нашей, вечно-неизменной,

Коль нам терзаться вечно суждено?»

Ему Отступник тотчас возразил:

«— В страданьях ли, в борьбе ли, — горе слабым,

О падший Херувим! Но знай, к Добру

Стремиться мы не станем с этих пор.

Мы будем счастливы, творя лишь Зло,

Его державной воле вопреки.

И если Провидением своим

Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,

Мы извратить должны благой исход,

В Его Добре источник Зла сыскав.

Успехом нашим будет не однажды

Он опечален; верю, что не раз

Мы волю сокровенную Его

Собьем с пути, от цели отведя…

Но глянь! Свирепый Мститель отозвал

К вратам Небес карателей своих.

Палящий ураган и серный град,

Нас бичевавшие, когда с вершин

Мы падали в клокочущий огонь,

Иссякли. Молниями окрыленный

И гневом яростным, разящий гром

Опустошил, как видно, свой колчан,

Стихая постепенно, и уже

Не так бушует. Упустить нельзя

Счастливую возможность, что оставил

В насмешку или злобу утолив,

Противник нам. Вот голый, гиблый край,

Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,

Мигая мертвым светом в темноте,

Трепещущее пламя. Тут найдем

Убежище от вздыбленных валов

И отдых, если здесь он существует,

Вновь соберем разбитые войска,

Обсудим, как нам больше досадить

Противнику и справиться с бедой,

В надежде — силу или, наконец,

В отчаянье — решимость почерпнуть!»

Так молвил Сатана. Приподнял он

Над бездной голову; его глаза

Метали искры; плыло позади

Чудовищное тело, по длине

Титанам равное[39] иль Земнородным —

Врагам Юпитера! Как Бриарей,[40]

Сын Посейдона, или как Тифон,[41]

В пещере обитавший, возле Тарса,

Как великан морей — Левиафан,[42]

Когда вблизи Норвежских берегов

Он спит, а запоздавший рулевой,

Приняв его за остров,[43] меж чешуй

Кидает якорь, защитив ладью

От ветра, и стоит, пока заря

Не усмехнется морю поутру, —

Так Архивраг разлегся на волнах,

Прикованный к пучине. Никогда

Он головой не мог бы шевельнуть

Без попущенья свыше. Провиденье

Дало ему простор для темных дел

И новых преступлений, дабы сам

Проклятье на себя он вновь навлек,

Терзался, видя, что любое Зло

Во благо бесконечное, в Добро

Преображается, что род людской,

Им соблазненный, будет пощажен

По милости великой, но втройне

Обрушится возмездье на Врага.

Огромный, он воспрянул из огня,

Два серных вала отогнав назад;

Их взвихренные гребни, раскатясь,

Образовали пропасть, но пловец

На крыльях в сумеречный воздух взмыл,

Принявший непривычно тяжкий груз,

И к суше долетел, когда назвать

Возможно сушей — отверделый жар,

Тогда как жидкий жар в пучине тлел.

Такой же почва принимает цвет,

Когда подземный шторм срывает холм

С вершин Пелора, или ребра скал

Гремящей Этны,[44] чье полно нутро

Огнеопасных, взрывчатых веществ,

И при посредстве минеральных сил,

Наружу извергаемых из недр

Воспламененными, а позади,

Дымясь и тлея, остается дно

Смердящее. Вот что пятой проклятой

Нащупал Враг! Соратник — вслед за ним.

Тщеславно ликовали гордецы.

Сочтя, что от Стигийских вод спаслись

Они, как боги, — собственной своей

Вновь обретенной силой, наотрез

Произволенье Неба отрицая.

«— На эту ли юдоль сменили мы, —

Архангел падший молвил, — Небеса

И свет Небес на тьму? Да будет так!

Он всемогущ, а мощь всегда права.

Подальше от Него! Он выше нас

Не разумом, но силой; в остальном

Мы равные. Прощай, блаженный край!

Привет тебе, зловещий мир! Привет,

Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство. Он в себе

Обрел свое пространство и создать

В себе из Рая — Ад и Рай из Ада

Он может. Где б я ни был, все равно

Собой останусь, — в этом не слабей

Того, кто громом первенство снискал.

Здесь мы свободны. Здесь не создал Он

Завидный край; Он не изгонит нас

Из этих мест. Здесь наша власть прочна,

И мне сдается, даже в бездне власть —

Достойная награда. Лучше быть

Владыкой Ада, чем слугою Неба!

Но почему же преданных друзей,

Собратьев по беде, простертых здесь,

В забвенном озере, мы не зовем

Приют наш скорбный разделить и, вновь

Объединясь, разведать: что еще

Мы в силах у Небес отвоевать

И что осталось нам в Аду утратить?»

Так молвил Сатана, и Вельзевул

Ответствовал: «— О Вождь отважных войск,

Воистину, лишь Всемогущий мог

Их разгромить! Пусть голос твой опять

Раздастся, как незыблемый залог

Надежды, ободрявшей часто нас

Среди опасностей и страха! Пусть

Он прозвучит как боевой сигнал

И мужество соратникам вернет,

Низринутым в пылающую топь,

Беспамятно недвижным, оглушенным

Паденьем с непомерной вышины!»

Он смолк, и тотчас Архивраг побрел

К обрыву, за спину закинув щит, —

В эфире закаленный круглый диск,

Огромный и похожий на луну,

Когда ее в оптическом стекле,

С Вальдарно[45] или Фьезольских высот,[46]

Мудрец Тосканский[47] ночью созерцал,

Стремясь на шаре пестром различить

Материки, потоки и хребты.

Отступник, опираясь на копье,

Перед которым высочайший ствол

Сосны Норвежской, срубленной на мачту,

Для величайшего из кораблей,

Казался бы тростинкой, — брел вперед

По раскаленным глыбам; а давно ль

Скользил в лазури легкою стопой?

Его терзали духота и смрад,

Но, боль превозмогая, он достиг

Пучины серной, с края возопив

К бойцам, валяющимся, как листва