Потерянный мальчишка - [71]

– Знаю, – согласился я.

В ту ночь мне снился сон, но совсем не такой, как мои прежние сны. Мне не снилась мать, то, как я нахожу ее в темноте, мои руки в ее крови.

* * *

Туман, Грач и Сэлли сидели в шлюпке – в той, которую разбил Питер. Она снова стала новой и целой, а они были всего в нескольких футах от берега. Все трое сидели в лодке и махали мне.

– Не уходите! – попросил я, шлепая по воде.

Шлюпку несло течением. Я тянулся к борту, чтобы залезть в нее, но она все время оказывалась чуть дальше.

Туман, Грач и Сэлли смотрели на меня с любопытством.

– Подождите! – крикнул я. – Я хочу с вами!

Я заходил за лодкой все глубже, а потом уже не брел, а плыл, а лодка отдалялась все быстрее и быстрее.

А потом поднялись волны и стали толкать меня обратно, выталкивать обратно на берег, как я ни сопротивлялся.

А шлюпка скрылась за горизонтом.

* * *

Я резко проснулся: лицо у меня было мокрое, костер прогорел до углей. Кивок с Чарли спали. Я сел и разворошил огонь, чувствуя, как по коже у меня ползут мурашки.

С неба на меня смотрел Питер.

Глаза у него были затянуты мраком, а кожа в лунном свете сияла серебристо-белым светом. Он просто парил, покачиваясь вверх-вниз, а его феечка носилась вокруг его головы. Я разглядел облачка золотистой пыльцы, слетавшие на него.

– Динь-Динь очень на тебя зла, – сказал он. – Когда ты поджег прерию, вся ее родня сгорела. Теперь она осталась тут единственной феей.

– Я не знал, что они там есть, – возразил я. – Ты мне не говорил.

– Я не виноват, что ты их так и не нашел, – заявил Питер. – И вообще ты не должен был сжигать равнину. Что тебе Многоглазы плохого сделали?

– А ты вообще не должен был забирать Чарли, – сказал я. – Что тебе Чарли плохого сделал?

– Он забрал тебя у меня, – объяснил Питер. – И Сэлли тоже. Теперь ты больше никогда не будешь со мной играть.

– И ты решил, что хорошо бы скормить его Многоглазам? – спросил я.

Питер пожал плечами.

– Так было бы проще. И вообще все так получилось из-за того, что ты тогда убил того Многоглаза, у Медвежьей берлоги. Это все ты сделал.

Я покачал головой.

– Все сделал ты. Ты приводил сюда мальчишек. Тебя они не заботили. Ты ими пользовался, а потом выбрасывал на свалку, и ждал, что я буду думать так же.

– И должен был! – отрезал Питер. До этого он был спокоен, но теперь я заметил в нем искру гнева. – Тебе было положено думать так же, как я! Все это место, все игры, все мальчишки – это было только для тебя. Я все делал для тебя.

Тут я встал. Мне безумно хотелось бы сбросить его с небес.

– В том числе убил мою мать?

Он хитро покосился на меня.

– Я твою мать не убивал. Это ты сделал. Забыл? Я нашел тебя стоящим над ней, и у нее было перерезано горло, и все руки у тебя были в крови. Похоже, ты не очень-то любил свою мать.

– А по-моему все было не так, – заявил я. – Ты ее убил, чтобы я пошел сюда с тобой. Ты ведь понимал, что иначе я ни за что ее не брошу.

– Но это же показывает, как я тебя любил, Джейми! – сказал он, запев уже другую песню. – Я забрал твою мать, потому что не хотел, чтобы кто-то любил тебя сильнее, чем я.

– Так любовь не показывают, Питер, – вздохнул я. – Но ты же просто маленький мальчишка и не поймешь.

Питер прищурился и скрестил руки на груди.

– Тогда решение только одно.

– Да, – согласился я. – Так мы на острове всегда решаем споры.

– Ну, ты знаешь, куда идти, – сказал он. – Буду ждать.

С этим он улетел, и ночь стала еще чернее, чем раньше.

– На этот раз ты не сможешь наблюдать, Питер, – пробормотал я. – На этот раз тебе придется со мной драться.

Кивок сел и стал смотреть, как я ворошу угли.

– Встретишься с Питером на Битве? – спросил он.

– Да, – подтвердил я, гадая, что он успел услышать.

– Питер убил твою мать?

Значит, много чего.

– Да, – сказал я.

– А я думал, ты ее не помнишь, – сказал он.

– До вчерашнего дня не помнил.

– О! – отозвался он. – А я мою так и не помню. А жалко. Я помню только Тумана, но и он стал стираться. Наверное, приятно помнить свою мать. Если она была хорошая.

– Моя была хорошая, – ответил я. – Но Питер меня запутал и заставил ее забыть.

– Наверное, и меня тоже заставил.

Лицо у него стало ужасно печальным – и ужасно старым.

А потом он тряхнул головой, словно стряхивая воспоминания, и сказал:

– А как ты попадешь на место Битвы с такой ногой?

Я покрутил ногой и обнаружил, что боль прошла, пока я спал. Я провел ладонью по лицу. Борода у меня стала гуще, хоть и не такой пышной, как у Кивка.

– Мне уже лучше, – сказал я.

Он посмотрел на мою лодыжку, а потом на мою бороду, и понимающе кивнул:

– Ты еще подрос.

– Надо, чтобы ты провел Чарли через остров в Медвежью берлогу, и там вы меня подождете, – сказал я.

– По-моему, тебе не следует идти на Битву с Питером одному, – возразил он. – Кому-то надо наблюдать и судить, как мы всегда делали. Он наверняка сжульничает. Ты ведь знаешь. Он за честную игру только тогда, когда эта честность не касается его самого.

– Не хочу подпускать Чарли к Питеру, – объяснил я. – А одного мы его на берегу не оставим.

– А что если ты не вернешься? – спросил Кивок, и глаза у него заблестели.

– Ты будешь знать, что случилось, – ответил я. – Если я через два дня не вернусь, следуй своему плану: бери Чарли и иди с ним к пиратам.