Потерянный Ковчег Завета - [80]

В Порт-Морсби я сел в «Твин Оттер», чтобы с несколькими посадками долететь до западной провинции через болота, пастбища и дождевые леса западной части страны. Засунул свое герпетологическое чтиво подальше в рюкзак и заставил себя наслаждаться полетом. Элиот где-то сказал, что главное условие понимания чужой страны — ощутить ее запах. Здесь, в маленьком разболтанном самолетике, я имел наилучшую возможность выполнить его рекомендацию: люди, куры в клетках, узлы с саго и сушеной рыбой — все имело свой собственный и пикантный запах. Я закрыл глаза, глубоко дышал и переживал настоящее счастье. Быть может, в этом совершенно неожиданном месте мой долгий поиск будет наконец-то вознагражден.

Мы летели на запад вдоль побережья вслед за чередой волн, которые падали на барьерный риф и растекались кружевом, окаймляющим голубую бесконечность моря и неба, выкрашенного крупными мазками аквамарина и бирюзы.

Меня сопровождал Тони Вайза, кстати, на редкость благовоспитанный человек.

— У вас есть жена? — спросил он.

Я показал ему фотографию Марии: я использовал снимок как заставку в ноутбуке.

— Никогда не видел такой красивой женщины, — с благоговением произнес он.

— И я тоже, — ответил я, чувствуя внутри какой-то комок, который всегда появляется, стоит мне подумать о Марии.

После этого Тони стал еще внимательнее. Ведь я один, без женщины, и обо мне некому позаботиться. В прежние времена он бы мне нашел женщину на время моего здесь пребывания, но теперь тут заправляют миссионеры. Во время всего полета Тони волновался из-за того, в каких условиях мне придется спать в деревне гогодала. Там простая хижина, толковал он. Хижина, сплетенная из тростника и — тут он сделал паузу, подыскивая слово, — на сваях.

— Чтобы не забегала дикая живность? — подсказал я.

— Разве что змеи, — ответил он. — Звери не забегут, только змеи.

И все мои страхи возвратились. Я заблаговременно обработал спальный мешок специальным химикатом для отпугивания змей — мне отыскал его Рувим. Пока я размышлял про себя о том, насколько эффективно это средство, Тони занимал меня рассказом об иудейских обычаях своего племени.

По его словам, люди гогодала все больше и больше становятся иудеями. В пятницу вечером — перед еврейским шаббатом — они теперь зажигают свечи. В субботу не делают никаких дел. Свинины больше не едят. И стали делать мальчикам обрезание. Хотя большинство гогодала — христиане, церковь посещать они отказываются, хотят поклоняться Богу так, как это делают евреи. Иными словами, они дети Израиля не только по происхождению, но и становятся ими по вере. Люди гогодала жаждут поведать миру о том, что они — потомки Израиля. И моя задача — донести эту весть до всех. Гогодала стремятся восстановить Ковчег и с триумфом возвратить его в Иерусалим. И заодно самим туда вернуться.

По словам Тони, священники, которые сопровождали Ковчег и которые привезли его из древнего Израиля, звались гували.

А первосвященник, который непосредственно ему прислуживал, — тилаки. Я тщетно пытался отыскать в этих словах намек на древнееврейские корни.

Вайза назвал Ковчег «вместилище Завета».

— В языке гогодала для него есть три названия. «Малеза», «Ила сокат» и «Авана». Чаще всего мы употребляем название «Ила сокат» — «Горшок с огнем».

— А почему? — поинтересовался я.

— Потому что он стреляет в людей огнем. И не только. Некоторое время назад мы наняли людей, и они пошли туда, где лежит Ковчег в лагуне, и обвязали каноэ цепями, чтобы поднять со дна. И тут вода вдруг поднялась, а рабочие — и наши тоже, кто им помогал, — сразу почувствовали себя плохо, и им пришлось все бросить. Это Ковчег выпустил что-то в воду, вот им и стало плохо. Вечно с ним морока.

Когда мы сюда переселились, много веков тому назад, двенадцать священников хотели украсть Горшок и взять себе. Хотели спрятать его в потайном месте, чтоб никто не узнал. А у нас всего было две лодки. Они взяли одну, а другие священники и остальные люди остались в другой лодке. И эти двенадцать священников взяли Горшок с огнем и пасия батала — жезл Аарона, а остальные гнались за ними в другой лодке пятнадцать километров. Так мы и попали на болото в устье Флай. Вот что случилось, когда начал действовать Горшок с огнем. Он выстрелил огнем и потопил лодку с ворами у Балимо. Там она и осталась. Ушла носом под воду. И ворам пришел конец. А другая лодка шла сразу за первой, и в нее тоже выстрелило огнем, и она тоже там потонула, но священники, которые в ней плыли, и другие люди — все спаслись.

Тони показал в окно на острова и заливы, по которым проходили исторические гонки. Потом продолжил рассказ о том, как племя поселилось у лагуны.

— Мы, когда сюда прибыли, не были дикарями. И людей мы не ели — научились уже потом. Женщины у нас были скромные и носили покрывала. Лиц не показывали. Потом миссионеры положили этому конец. У всех тогда была одежда, настоящая одежда, оружие, была всякая посуда. У каждого была своя миска, — гордо добавил Тони. — С тех пор как мы сюда прибыли, соседние племена всегда с нами воевали. Два раза в неделю они приходили и хватали кого-нибудь из гогодала и съедали. Их было много, а нас — мало. И становилось все меньше и меньше. Выжили мы благодаря Горшку с огнем, благодаря Малеза, который о нас заботился. Мы — люди Завета, и наша земля — земля Завета. Эту защищенную землю мы называем «земля, где Малеза преклонил голову». Когда людоедов становилось очень много, Малеза стрелял в них огнем. Он до сих пор иногда стреляет в лагуне огнем, обычно в случае серьезной опасности.