Потерянные слова - [7]

Когда доктор Мюррей закончил свою речь и стал принимать поздравления, папа подошел к столику и взял Словарь. Он подозвал меня и усадил спиной к шершавому стволу ясеня, а тяжелую книгу положил мне на колени.

— В нем слова моего дня рождения?

— Они самые, — папа открыл книгу и стал переворачивать страницы, пока не дошел до первого слова.

А.

Он перелистнул еще несколько страниц.

Aard-vark[2].

Потом еще несколько страниц.

«Мои слова, — думала я, — все в кожаном переплете и на позолоченных страницах». Казалось, что под их тяжестью я уже никогда не сдвинусь с места.

Папа вернул книгу на столик, и на нее сразу же налетела толпа. Я даже испугалась за слова.

— Осторожнее! — крикнула я.

Но меня никто не услышал.

— А вот и Дитте, — сказал папа.

Я бросилась к ней навстречу, как только она прошла через ворота.

— Ты на торт опоздала, — сказала я.

— Значит, я пришла как раз вовремя, — она наклонилась и поцеловала меня в макушку. — Единственная выпечка, которую я ем, — это кекс «Мадера»[3]. Железное правило, которое помогает мне держать себя подтянутой.

Тетя Дитте была такой же полной, как миссис Баллард, только еще ниже ростом.

— Что значит подтянутой?

— Недостижимо идеальной. Но тебе вряд ли придется об этом беспокоиться, — сказала она и добавила: — Подтянуть — это немного уменьшить.

В действительности Дитте не была мне тетей. Моя настоящая тетя жила в Шотландии. Детей у нее было так много, что совсем не оставалось времени меня баловать. Так говорил папа. У Дитте детей не было, и она жила в Бате с сестрой Бет. День и ночь она собирала цитаты для доктора Мюррея и писала свою «Историю Англии», но все-таки находила время, чтобы посылать мне письма и привозить подарки.

— Доктор Мюррей сказал, что вы с Бет плодливо поработали, — с важностью заявила я.

— Плодотворно, — поправила меня Дитте.

— Это значит хорошо?

— Это значит, что мы собрали много слов и определений для его Словаря. Уверена, он хвалил нас.

— Но вы собрали не так много, как мистер Томас Остин. Он намного плодливее вас.

— Плодотворнее. Да, так и есть. Не представляю, откуда у него столько времени. А теперь давай попробуем пунш. — Дитте взяла меня за необожженную руку и повела к праздничному столу.

Следуя за ней сквозь толпу, я потерялась в лесу коричневых и клетчатых брюк и пестрых юбок. Все хотели поговорить с ней, и каждый раз, когда мы останавливались, я развлекала себя тем, что старалась угадать, кому принадлежат брюки.

— Точно ли его нужно вносить? — спросил какой-то мужчина. — Слово такое неприятное, что, мне кажется, его лучше не предлагать к использованию.

Дитте крепче сжала мою ладонь. Я не распознала мужчину по брюкам и подняла голову в надежде узнать его лицо, но смогла увидеть только бороду.

— Сэр, мы не судьи английского языка. Наша работа заключается в хронике, а не в судействе.

Когда мы наконец добрались до стола под ясенем, Дитте налила два стакана пунша и положила на маленькую тарелку бутерброды.

— Хочешь верь, хочешь нет, Эсме, но я проделала такой путь не для того, чтобы говорить о словах. Давай найдем спокойное место, где можно посидеть, и ты расскажешь, как вы с папой поживаете.

Я повела Дитте в Скрипторий. Когда она закрыла за собой дверь, шум праздника стал тише. Так я впервые оказалась в Скриптории без папы, или доктора Мюррея, или кого-то из помощников. Мы стояли на пороге, и мне хотелось показать Дитте все ячейки, наполненные словами и определениями, все старые словари и брошюры, все гранки, куда слова впервые записывались, пока их не набиралось на целый том. Я долго не могла научиться правильно произносить все эти названия, и сейчас мне хотелось, чтобы Дитте их услышала.

Я указала на один из двух лотков на маленьком столике у двери.

— Сюда складывают все письма, которые пишут доктор Мюррей, папа и все остальные. Иногда в конце дня мне разрешают опускать их в уличный почтовый ящик, — сказала я. — Письма, которые присылаешь ты, попадают в этот лоток. Если в них есть листочки, мы вынимаем их первыми, и папа разрешает мне разложить их по ячейкам.

Дитте порылась в сумочке и достала маленький конверт, так хорошо мне знакомый. И хотя она стояла рядом, от ее аккуратного с наклоном почерка в моей груди появился легкий трепет.

— Решила сэкономить на марке, — пояснила она, протягивая мне конверт.

Я не знала, что с ним делать без папиных указаний.

— Листочки внутри есть? — спросила я.

— Листочков нет. Там просто мое мнение относительно включения в Словарь одного старинного слова, которое так смутило джентльменов из Филологического общества.

— Что это за слово? — спросила я.

Дитте задумалась, закусив губу.

— Боюсь, оно неприличное. Твой папа не обрадуется, если я тебя с ним познакомлю.

— Ты просишь доктора Мюррея не включать его?

— Напротив, милая. Я настоятельно прошу доктора его внести.

Я положила конверт сверху на стопку писем на столе у доктора Мюррея и продолжила свою экскурсию.

— Это ячейки, в которых хранятся листочки, — я обвела рукой ближайшую к себе стену, потом точно так же показала другие стены Скриптория. — Папа сказал, что будут тысячи и тысячи листочков, поэтому для них нужны сотни ячеек. Их сделали на заказ, и доктор Мюррей определил размер листочков, чтобы они помещались в ячейки.