Потерянные слова - [2]

.

* * *

Папа и доктор Мюррей вместе работали учителями в Шотландии еще задолго до появления Скриптория. Так как они были друзьями, а я была лишена материнской заботы и папу считали самым надежным лексикографом, все закрывали глаза на мое присутствие во время работы.

Скрипторий казался волшебным — в его стенах хранилось все, что было, есть и будет. Книги лежали везде, где только можно. Старые словари, истории и сказки древних времен заполняли полки, отделявшие друг от друга столы или создававшие укромный уголок для стула. Ячейки закрывали стены от пола до потолка. Они были забиты листками. Папа как-то сказал, что если я прочитаю каждый из них, то пойму смысл всего на свете.

В самом центре стоял сортировочный стол. На одном конце стола сидел папа, слева и справа от него работали трое помощников. К другому концу стола было приставлено бюро доктора Мюррея, так что он мог видеть все слова и людей, которые помогали ему с ними разобраться.

Мы всегда приходили раньше других лексикографов, поэтому и папа, и слова ненадолго оказывались в моем распоряжении. Я сидела у него на коленях, и мы вместе разбирали листочки. Когда мне встречалось незнакомое слово, папа читал определение к нему и помогал понять его значение. Если я задавала дополнительные вопросы, он старался найти книгу, из которой была взята цитата, и зачитывал мне целые главы. Это было похоже на поиски сокровищ, и иногда мне удавалось найти настоящее золото.

— «Этот мальчик был большой бездельник и озорник», — прочитал папа цитату, которую он только что вытащил из конверта.

— Я тоже бездельник и озорник? — спросила я.

— Иногда, — ответил папа, пощекотав меня.

Мне стало интересно, кто этот мальчик, и папа показал, что было написано сверху на листочке.

— «Волшебная лампа Аладдина», — прочитал он.

Когда пришли другие работники, я скользнула под сортировочный стол.

— Сиди тихо как мышка и не мешай, — велел папа.

Прятаться под столом было совсем не сложно.

Вечером я сидела у папы на коленях возле растопленного камина, и мы читали «Волшебную лампу Аладдина». Папа сказал, что эта сказка очень старая. Она была про мальчика из Китая. Я спросила, есть ли еще похожие сказки, и папа ответил, что их целая тысяча. Я никогда раньше не слышала подобных историй, не была в таких местах и не знала этих людей. Я оглядела Скрипторий и представила его лампой джинна. Он тоже был неприметным снаружи и полным чудес внутри. Некоторые вещи нам кажутся другими, не такими, какие они есть на самом деле.

На следующий день я стала просить папу прочитать мне еще одну сказку, забыв, что нужно сидеть тихо, как мышь.

— Бездельницу могут выгнать отсюда, — предупредил папа, и я представила, что меня отправили в пещеру Аладдина. Остаток дня я просидела под сортировочным столом, где меня в конце концов и нашло маленькое сокровище.

Это был листочек со словом, который слетел с края стола. Пока он медленно приземлялся, я решила спасти его и самой отнести доктору Мюррею.

Я наблюдала за ним. Листочек долго кружился, подхваченный невидимым потоком воздуха, и я ждала, когда же он упадет на пыльный пол, но этого не случилось. Он парил, как птица, и, почти приземлившись, перекувыркнулся в воздухе, словно по велению джинна. Каково же было мое удивление, когда он упал мне прямо на колени.

Листочек лежал в складках моего платья, как звезда, упавшая с неба. Я не осмеливалась к нему прикоснуться. Трогать листочки со словами мне разрешалось только в присутствии папы. Я хотела позвать его, но не смогла вымолвить ни слова. Так и сидела с листком на коленях, сгорая от желания прикоснуться к нему. Что это за слово? Кто уронил его? Никто за ним так и не наклонился.

Наконец я взяла листок, стараясь не помять его серебристые крылышки, и поднесла к глазам. В полумраке моего укрытия читать было сложно, и я переползла туда, где в просвете между двумя стульями сверкали пылинки.

Я поднесла листочек к свету. Черные чернила на белой бумаге. Восемь букв. Первая — B, похожая на бабочку. Остальные буквы я проговорила, как учил папа: O — круглая, как апельсин, N — от слова night, D — от слова dog, M — это доктор Мюррей, A — от слова apple, I — от слова ink, D — снова dog. Буквы я произносила шепотом. Первая часть сложилась легко: bond. Вторая часть не сразу получилась, но потом я вспомнила, как A и I читаются вместе. Maid.

Это слово — bondmaid[1]. Под ним, как клубок ниток, переплетались другие слова. Я не смогла понять, были ли они цитатой, присланной по почте, или их написал кто-то из помощников доктора Мюррея. Папа говорил, что они часами сидят в Скриптории для того, чтобы разобрать каждое новое слово и внести его в Словарь. Эта работа была важной еще и потому, что давала мне возможность обучаться, питаться три раза в день и становиться прекрасной молодой леди. Все эти слова, сказал он, были для меня.

— Вы каждое слово внесете в Словарь? — спросила я однажды.

— Нет, некоторые пропустим, — ответил папа.

— Почему?

Он задумался.

— Они просто недостаточно значимые.

Я нахмурилась.

— Слишком мало людей написало о них доктору Мюррею, — пояснил папа.

— А что случается с пропущенными словами?