Потерянные сердца - [7]

* * *

Я не сразу иду к Дженни. У меня внутри все связалось в тугой узел, а грудь горит. Отец умеет за один разговор вскрыть меня, словно ножом, и вот я уже копаюсь в собственной душе, как будто это поможет мне лучше понять его. Я не верю, что он любил мою мать, не уверен, что отец вообще способен испытывать такие чувства. Но даже то, что он произнес эти слова, для меня немыслимо. Я снова начинаю думать, что он болен, смертельно болен, стоит над пучиной и чей-то меч подталкивает его в спину, как шекспировского Перикла, про которого Дженни читала нам вслух. Жжение у меня в груди распространяется, растекаясь по рукам до самых пальцев. Я резко останавливаюсь. Лучше бы мне было все равно. Я оказался на пути у маленького ребенка. Тот озадаченно останавливается:

– Простите, мистер.

Мальчик делает шаг назад и смотрит на меня, прищурив глаза от дневного солнца. Чтобы встретиться со мной взглядом, он так высоко задирает подбородок, что шляпа падает с его головы, высвобождая копну рыжевато-каштановых волос, торчащих в разные стороны. Мальчик постарше, стоящий у него за спиной, наклоняется за фетровой шляпой и водружает ее на пушистую макушку младшего. Шляпа ему велика, а торчащие в разные стороны волосы напоминают мне о том, куда я шел. Я поворачиваюсь к отцовской лавке, к дому, где ждет Дженни с ножницами, но в это мгновение мальчиков догоняет их мать, которая останавливается передо мной. Вслед за ней подходит и третий сын.

– Мистер Лоури.

Женщина протягивает мне руку. Вторая ее ладонь лежит на изгибе огромного живота. В тени шляпки прячутся зеленые глаза. Засмотревшись на их цвет, я пожимаю маленькую грубоватую руку женщины. Уже второй раз за сегодняшний день ко мне подходит зеленоглазая незнакомка, которой откуда-то известно мое имя. Только у этой женщины глаза намного бледнее. Все в ней какое-то выцветшее – платье, шляпка, кожа, улыбка. Ее усталость почти осязаема. Мальчики толпятся вокруг женщины, и все они слишком похожи друг на друга и на нее, так что нет никакого сомнения: это их мать. Младший мальчик с рыжеватыми волосами и шляпой, которая ему велика, принимается взволнованно тараторить:

– Наша фамилия Мэй. Мы поедем на Запад вместе с мистером Эбботтом. Завтра отправляемся. Мы купили мулов у вашего папы, мистера Лоури. Мама разрешила мне придумать им имена. Мистер Лоури сказал, что имена должны быть простые и короткие, как приказы. Так что, наверное, назову их Плут и Тюфяк, потому что первый хитрый, а второй неуклюжий. Папа говорит, вы погонщик мулов. Я тоже стану погонщиком мулов, когда вырасту. У меня будут целые загоны с мулами. А ферму я назову «Мулы Уэбба Мэя», но вы не беспокойтесь, мистер Лоури, у вас и вашего папы я покупателей не отниму. Я в Сент-Джо не останусь. Я еду в Калифорнию.

Я киваю, но мне не удается скрыть свое удивление. Женщина устало улыбается:

– Вы вчера были в дальнем загоне, когда мы пришли за мулами. Мы вас видели, а вы нас нет. Ваш отец сказал, что вы поедете с нашим караваном. Простите, что все так сумбурно.

Самый высокий из ребят, лет пятнадцати-шестнадцати, протягивает мне руку:

– Я Уайатт Мэй, мистер Лоури.

Он производит впечатление серьезного парня, и голос у него низкий, как у мужчины, хотя с виду он еще мальчишка. Голос меняется первым. Со мной было так же. В один прекрасный день я проснулся и обнаружил, что у меня в горле сидит жаба, которая говорит голосом моего отца, стоит мне только открыть рот.

– Я Уилл, – представляется средний из братьев.

Я ни за что их всех не запомню, но все равно киваю.

– Я уже познакомился с… Наоми, – говорю я.

Ее имя я отлично помню. Стоит мне произнести эти слова, и я уже ругаю себя за них. Называть ее по имени слишком фамильярно, хотя ее родные не обращают на это никакого внимания.

– Она вечно где-то бродит, – отвечает младший из мальчиков. Как, он сказал, его зовут? Уайатт? Нет. Уэбб. «Мулы Уэбба Мэя». – Наверное, сидит где-нибудь и рисует. Из нее бы не вышел погонщик мулов. Папа говорит, что она сама не лучше мулов, до того упрямая. А погонщику мулов нужно иметь терпение, правда, мистер Лоури?

– А вы не знаете, где сейчас Наоми? – спрашивает миссис Мэй.

– Нет, мэм. Уже почти час прошел с тех пор, как я с ней говорил. – Окружающая нас толпа так и давит на меня, и смятение, вызванное разговором с отцом, перерастает в тревогу за пропавшую Наоми. – Но когда найдете ее… скажите, чтобы не уходила никуда одна. В Сент-Джозефе полно неотесанных мужланов и чужаков.

– Она, наверное, пошла купить бумаги, мам. Бумаги и карандашей, – подсказывает старший мальчик.

– Возле почты есть магазин с такими товарами, – говорю я.

– Неотесанные мужланы и чужаки, – повторяет миссис Мэй, обводя взглядом толпу. – Нам повезло, что вы отправитесь в путь с нашим караваном, мистер Лоури. Утешительно, что с нами будет кто-то опытный.

– Я дойду с вами только до Форт-Кирни, мэм.

Несколько секунд она пристально всматривается в меня.

– Думаю, путь до Форт-Кирни покажется вам слишком коротким, мистер Лоури.

Мне странно это слышать, учитывая, как тяжело даются эти две сотни миль большинству семей. Дождливая, ветреная, бесконечная дорога. Мне жаль эту женщину. Ей многое предстоит пережить.