Потерянные - [20]

Под виноградной беседкой горстка ребят расположилась вокруг большого кресла, в котором сидел тучный старик с бородой до пояса. Поясницу Прохора Фомича стягивал старый пуховой платок.

— Домовой молочко любит.

— Коровье или козье, дед Прош?

— Разницы нет. Домовые они такие, харчами не перебирают. Внимание им дорого. Возьмите блюдечко, да поставьте у печи. А утром глядите. Коли выпил, хоть трошки, то понравились вы ему. Будет он вас беречь от лиха всякого, пока вы спите-сопите.

Ребята зажужжали, обсуждая совет. Тиса заметила Рича. Мальчик сидел на нижней перекладине деревянной лестницы, приставленной к беседке. Выглядел осунувшимся, и в разговоре участия не принимал. Самодельный костыль валялся в пыли под его ногами. На порожек вышел Агап с подносом, полным фигурных пряников. Дети сразу кинулись расхватывать угощение.

— Тише, пострелята, — буркнул лекарь. — С ног деда не сбейте.

Последний пряник Агап подал Ричу. Тут старик заметил Тису и махнул ей рукой, приглашая присесть вместе с ним на скамейку. Тиса уселась рядом с лекарем.

— Раньше не то, что нынче, — продолжал Прохор Фомич, тряся бородой. — Раньше и водяного задабривали. Сейчас никто обычаев не помнит. Потому пять весен назад дочь Косого и утонула. Скучно стало водяному, вот он и забрал девку. Водяные они ведь как шахи чиванские, гаремы любят. Когда мне было столько годков, сколько вам, я ужасно боялся кривого Кондрата, — мельника с водяной мельницы. Той, что сейчас заброшенная выше по Веже стоит. Слыхали о такой?

Дети закивали.

— Говаривали, что Кондрат каждый год на Жнухову горку в новолуние открывал свой подпол и кидал в омут лошадь или корову водяному в подарок, чтобы тот мельницу водорослями не оплетал. Поэтому на мельницу я никогда с отцом не ездил. Боялся, вдруг он и меня кинет водяному в услужение.

Дети зашептались.

— Кондрат мне был страшнее болотного Гарта. Тогда еще ворон не забрал его вэйнову душу.

— А зачем ворону его душа? — спросила девочка с голубой лентой в косицах, внучка Прохора. Она подошла к деду и забралась к нему на коленки.

Белобрысый соседский мальчишка Картыш, фыркунул:

— Души вэйнов слишком тяжелы, чтобы подняться в небеса. Вот птицы их и уносят к Боженьке.

Старик Прохор кивнул.

— А вы этого Гарта видели? — спросил Ефимка, рослый худой мальчишка. В ладони он перебирал маленькие камешки для игры в каток.

— Один раз, токмо. У хлеборобов в полях. Росточком он невелик был, а силен. Такую грозовую тучу унял, помню. Поднял над головой свою палку, крикнул тарабарщину какую-то — и нет тучи. Рассосалась вся.

— Ух ты! — выдохнули дети.

— Жаль, сгинул через год опосля колдун. Мертвецы округ его башни теперь хороводы водят.

В повисшей тишине девчушка на его коленях пропищала:

— Дед Прош, а Рич черного рыцаря видел.

Мгновенно поднялся ребячий гвалт:

— Брехня! Костыль заливает все! Он врет!

— На Гартову топь на двоих ногах-то не дойдешь. А он будто бы доковылял ночью на своей коряге, — Картыш сморщил веснушчатый нос.

Рич отвернулся. А Картыш продолжил:

— А если и правда. Как же он от рыцаря убежал? Ха-ха. Может, ты лягушку за утопленника принял, да и та бы тебя догнала.

Ребята захихикали.

Ну вот, опять. Тиса зажмурилась. В памяти, как кусочки мозаики, вспыхнули картинки. «Огни на болоте, две черные руки, шлем в тине, выпавший костыль». Тиса схватила голову руками, усилием воли останавливая калейдоскоп.

— Рич вас не обманывает, — дрогнувшим голосом произнесла девушка. — Он действительно был на болоте и видел рыцаря.

Дети раскрыли рты от удивления. Рич повернулся к Тисе, в глазах мальчишки светилась благодарность. Зато вопросительный взгляд Агапа сделался столь красноречивым, что девушка прошептала старику на ухо удрученным голосом:

— Дед Агап, я снова вижу.

— Пойдем-ка, Тиса, чаю вскипятим, — Агап поднялся со скамейки. — И ты, дружок, зайди-ка в дом, — сказал старик Ричу.

Тиса сдвинула сетку от мух и вошла в дом за стариком и ребенком. Половицы заскрипели под их шагами. Потолок был низковат, и если бы Тиса подняла руку, то пощупала бы его старую штукатурку. В тесной кухоньке Агап налил из высокого жбана воды в чайник и поставил на печь. Через решетку печи видно было, как тлеют угольки, зарывшись в золу.

Тиса и Рич молча ждали. Лекарь, хмуро сдвинув кустистые брови, перевел взгляд с Тисы на Рича.

— Это правда, Рич? Ты был на болоте? — строго спросил Агап.

Тиса едва расслышала, как мальчишка прошептал себе под нос:

— Мне нужно было.

— Рич! О чем ты думал?

Мальчик скосил глаза на чайник, который начал шипеть, разогреваясь:

— Я поспорил с ребятами с Базарной на три рубля.

Агап хлопнул ладонями по своим бокам:

— Ты слышишь, Тиса? Поспорил, горе луковое! Вот взять хворостину вишневую да отстегать тебя по мягкому месту! Поспорил он!

Рич опустил голову.

— Гартова топь — не место для игр, Рич. Ты это понимаешь? — Агап возвел руки.

— Да, — протянул Рич виновато.

Старик вздохнул. Он присел на табуретку у сложенной поленницы и положил руки на колени.

— Прошу тебя, больше не ходить туда. Что скажешь? — сказал он устало.

— Не буду, дед Агап. Честно! — Рич подступил к старику.

— Хорошо, — сказал старик. — А теперь иди к ребятам, там Зинаида уже, наверно, виноград с огорода принесла. А мне с Тисой поговорить нужно.