Потерянные мемуары Джейн Остин - [25]

— Джейн смеялась совсем над другим, — дипломатично вставила Марта, бросив на меня понимающий взгляд.

Она давно научилась распознавать, когда я внезапно уносилась мыслями в будущий роман.

— Уверена, она опять мысленно писала.

— Да как можно в такое время писать? — воскликнула матушка. — Нам надо принять решение! Чотон или Уай!

После долгих обсуждений мы выбрали Чотон-коттедж из-за его близости к семье и друзьям в Гемпшире и восторженного отзыва Генри, осмотревшего дом. Однако жена управляющего могла покинуть его только поздней весной, после чего Эдвард намеревался устроить некоторый ремонт, так что переезд откладывался до июля.

Зима пролетела быстро. Пока Кассандра оставалась в Годмершеме, мы с матушкой и Мартой провели множество приятных вечеров у огня, вслух читая новые книги, и единогласно объявили своими любимцами «Марджиану» и «Мармиона».[26]

Когда погода позволяла, мы с Мартой выходили в свет, полные решимости перед отъездом в деревню получить столько приглашений и посетить столько балов, сколько вообще возможно. К моему удивлению, меня несколько раз звали танцевать, и я была вполне довольна собой, хотя нехватка ума или красноречия во всех встречавшихся мне джентльменах неизменно наводила меня на мысли о мистере Эшфорде. Я часто с тоской вопрошала себя, как все сложилось бы, если бы нам было ниспослано чуть больше времени, чтобы узнать друг друга.

Но я даже не подозревала, что вскоре снова встречу мистера Эшфорда, к тому же при самых неожиданных обстоятельствах.

Глава 8

— Погода невыносимо сырая! — воскликнула матушка, со вздохом откладывая рукоделье и глядя, как дождевые капли февральского ливня отбивают четкий ритм по оконным стеклам.

— И все же следует признать, что она приятно мягкая, — ответила я. — После стольких снежных недель я рада дождю. Даже кладовка ведет себя прекрасно. Она почти высохла после наводнения в прошлом месяце.

— Мы едва не утонули из-за той протечки, — проворчала матушка. — Весь дом разваливается на части. Я с огромной радостью покину его.

Едва мысль о Чотон-коттедже утвердилась в голове матушки, как она принялась хлопотать о переезде и придираться ко всему тому, что некогда так любила. Марта уже уехала, чтобы провести весну в городе с подругой, а Кассандра только что вернулась из Годмершема. Мы собирались закрыть дом на Касл-сквер перед отъездом в апреле.

— Дом тут ни при чем, мама, — ответила я. — Причиной беды стал засорившийся водосточный желоб, и мы его уже прочистили.

— Новые неприятности не заставят себя ждать, — возразила мать. — Вечная история с этими старыми домами. В следующий раз протечет потолок в самой гостиной, вот увидишь. Подобная сырость очень, очень вредна для здоровья, особенно для легких.

Она прижала руку к груди и медленно, старательно вдохнула.

— Я прямо чувствую, как в груди скапливается мокрота, — пожаловалась она. — Когда мне в прошлый раз было так нехорошо, я очень серьезно заболела, и думали, что я никогда не поправлюсь.

— В деревне вам всегда становится лучше, мама, — сказала Кассандра. — Возможно, стоит уехать сейчас и не дожидаться апреля.

— Деревенский воздух и вправду окажет на меня благотворное влияние, — согласилась матушка. — Где мне более всего хотелось бы очутиться, так это в Стивентоне. Но я не могу уехать сейчас. Еще столько вещей не собрано.

— Не волнуйтесь о сборах, — сказала Кассандра, — О них позаботимся мы с Джейн.

— Я ни за что не оставлю вам всю работу, девочки! — воскликнула мать. — Я должна нести свою долю бремени.

— Ну что вы, мама, разве это бремя? — возразила я. — Вы же знаете, что, если вы заболеете, мы не позволим вам и пальцем пошевелить. Разрешите нам самим присмотреть за пожитками. Нам поможет Элиза.[27] Уверена, что Джеймс и Мэри обрадуются вашему визиту. Мы присоединимся к вам позднее в Стивентоне и вместе отправимся в Годмершем, чтобы ждать, когда подготовят Чотон-коттедж.

Данный план все сочли разумным, и матушка, со слезами и признательными объятиями, вскоре уехала. Мы с Кассандрой остались одни, полные решимости на как можно более долгий срок растянуть сборы и насладиться последними неделями в Саутгемптоне.

Следующее утро выдалось весьма приятным, и мы осмелились выбраться на прогулку по главной улице, восхищаясь товарами, выставленными в витринах. Я упивалась порывами резкого соленого ветра, от которого щеки разгорались румянцем, а так как море окружало город с трех сторон, ветер неизменно налетал на нас то с одного, то с другого бока.

— Ну разве не прелесть? — спросила я, внезапно застыв у премилой шляпки на витрине модистки.

Из белой соломки, с изящно загнутыми вверх полями, она была отделана белым кружевом и алыми лентами и увенчана гроздью спелейших вишен. Мы только что перестали носить траур по бедняжке Лиззи, и после месяцев черного вид всего яркого и жизнерадостного доставлял нам подлинное удовольствие.

Не успев опомниться, я очутилась в магазине, где улыбчивая продавщица сняла шляпку со стойки и протянула мне.

— Фрукты в этом году опять вошли в моду, — сказала она. — У нас есть зеркало, если желаете примерить.

— Скажите, сколько она стоит? — спросила я.