Потерянные души - [2]

Именно так я мог бы описать свой брак.

Я зевнул и поднялся на ноги. Впереди было несколько дней отгула — запланированный отдых в моей охотничьей хижине. Пора отправляться спать. Но пока Макс справлял нужду в холодном ночном дворе, мне позвонили о пропавшей девочке.

Диспетчер, Лойс Гейнс, сказала, что, по ее мнению, тут какая-то путаница, — скорее всего, девочка решила переночевать у подружки, как-никак это Хэллоуин.

Я просто слушал ее.

— Мне очень жаль беспокоить тебя, Лоренс, но ты оглянуться не успеешь, как снова вернешься в постель, — тараторила она. — Девчонка наверняка спит в чьем-то доме. Просто зашла туда следом за другими детьми, только и всего.

Но в ее голосе что-то было не так. И я спросил:

— Сколько ей лет?

Лойс чуть-чуть замешкалась:

— Три года.

— Ты думаешь, трехлетний ребенок мог где-то незаметно остаться на ночь?

Лойс ответила не сразу:

— В этих костюмах и масках кто кого узнает?

— Чей это ребенок? — спросил я.

— Я ее не знаю… Какая-то женщина, живет одна, у нее квартира в старом доме на Ист-Пайн.

Почему-то я уже тогда понял, что эта девочка исчезла вовсе не потому, что осталась где-то переночевать.

Я поежился от ночного холода и открыл дверцу машины. Теперь смеркалось рано. Переход на летнее время попросту отнял у нас час дневного света.

В доме лаял Макс. Оставаясь один, он мучился страхом разлуки и мочился на пол. Я все еще слышал его, когда задним ходом выезжал на улицу. Следовало бы снова отвести пса в подвал, но я этого не сделал. Время от времени ко мне приходили возмущенные соседи, обвиняя меня в дурном обращении с животным. В некотором смысле наш развод хуже всего сказался на Максе — ведь на время моего дежурства он оказывался запертым в подвале.

Мне не хотелось искать ночью пропавшую девочку. Я ждал звонка диспетчера — мол, произошла ошибка, — но не дождался. Мне иногда кажется, что, если пересказать случившееся как следует, я смогу его изменить и результат окажется совершенно иным.

Я припарковался позади мэрии. Мэр уже сидел там, все еще не переменив костюма, в котором раздавал подарки. Он пил черный кофе. Я увидел его сквозь стекло в кабинете шефа; там же находились сам шеф — он говорил по телефону — и его секретарша — с бигуди в волосах, но без маскарадного костюма, из-за чего она выглядела еще более жалкой.

Мэр что-то громко вещал, а секретарша шефа печатала за ним. Местная газета ждала заявления главы города.

Когда я вошел, Лойс сообщила, что Арнольд Фишер опрашивает сейчас мать девочки у нее на квартире, поскольку он живет поблизости.

— Мать пьяна… то есть пьяней некуда, — добавила Лойс.

В жестком свете комнаты отдыха, которая превратилась в командный пост, поскольку там стояла кофеварка, мы выработали примерный план поиска. Некоторые члены добровольной пожарной дружины были уже наготове.

Арнольд Фишер появился примерно к середине совещания и сообщил, что мать потеряла сознание и ее спешно увезли в окружную больницу. Он сказал, что у нее дома были амфетамины и она наглоталась их вместе со спиртным. Пока он говорил, пар от кофе клубился у его подбородка. Из-под формы Фишера выглядывала пижама в голубую полоску.

Из клочков информации, которые он сумел выудить у матери, мы узнали, что малышка обходила дома вместе с соседскими детьми и они привели ее домой в половине девятого. Мать сказала, что уложила девочку спать в самом начале десятого, а затем и сама уснула, — при этом она призналась, что пила весь вечер. Проснулась она от холодного сквозняка. Было без четверти одиннадцать. Дверь была нараспашку. Она держала ее полуоткрытой для ребят, собиравших выкупы, а потом забыла запереть.

Температура на улице была ниже нуля, и действовать требовалось незамедлительно. Шеф очертил участки на карте, и мы ушли, чтобы обыскивать ночь.

Я проехал через старые кварталы, освещенные злобно ухмыляющимися тыквами — свечи в них колебались под холодным ветром. Газоны больше напоминали кладбища: вздыбленные могильные плиты, руки, тянущиеся из-под земли. Кто-то привязал к телеграфному столбу ведьму в натуральную величину верхом на метле — полное ощущение, будто она в бешеном полете наткнулась на столб.

Было два часа. Я водил лучом фонарика по кустам и деревьям, ощупывая сонную тишь глубокой ночи. Я видел переливающееся серебро экранов — телевизоры не выключали до рассвета, и старые ужастики помогали страдающим бессонницей коротать ночь. Время от времени рация в машине с шипеньем сообщала о том, какие кварталы уже обыскали.

Так продолжалось всю ночь, каждый квартал был осмотрен и проверен, помечен на карте в управлении, но по-прежнему — никаких следов исчезнувшего ребенка. Я объехал свою собственную улицу, поравнялся со своим домом, осветил фонарем угрожающее слово «СВИНЬЯ», которое представлялось ребятам воплощением зла и порока.

Конечно, о злобе и пороке они и понятия не имели — пока.

Мне был нужен союзник, кто-то способный отогнать овладевшую мной печаль.

Лаял Макс. Он услышал мою машину. По крайней мере, я надеялся, что он загавкал на ее шум, а не лаял так всю ночь.

После ночи поисков, после долгих часов крайней усталости и взбадривания черным кофе в управлении, уже готовый все закончить и отправиться спать, я выпустил Макса и позволил ему трусить рядом с машиной, которую вел на малой скорости. Мы снова оказались на улице, где жила девочка. До ее дома оставалось совсем немного, когда Макс остановился на мостовой, взвизгнул, а потом залаял на что-то в куче листьев у обочины.