Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней] - [2]

Современная Россия пытается разобраться с расхождением между политической картой Российской Федерации и ментальными картами русской культуры и русского самосознания. Иными словами, в ее случае крайне тяжело соблюсти одно из главных требований современного национализма, который, согласно определению Эрнеста Геллнера, является “политическим принципом, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать”². Совпадают ли теперешние границы России с землями, населенными русской нацией? Ответ зависит от того, как именно политические лидеры, интеллектуалы, медиа и население в целом представляют свою нацию. Проблема русской идентичности и ее географических рубежей представляет далеко не только академический интерес. От тех или иных взглядов на нее зависят вопросы войны и мира на востоке Европы – и будут зависеть еще очень долго.

Проблему России с этническим, политическим и культурным размежеванием после распада Советского Союза нельзя назвать уникальной. В прошлом веке с тем же сталкивались и другие империи, вынужденные разлучиться со своими владениями физически и психологически. Огромная держава Габсбургов рухнула в конце Первой мировой войны, ужавшись до Австрии и Венгрии – и оставив за их пределами многочисленные общины немцев и венгров. Распалась Османская империя – еще громаднее, – и вне территории новой Турции, под властью тех, кто не исповедовал ислам и не говорил по-турецки, оказались турки и другие мусульмане. Наконец, после Второй мировой войны начался длительный демонтаж Британской и Французской империй. Метрополии крайне неохотно отпускали колонии – но рано или поздно местные элиты брали власть в свои руки, а многочисленные потомки британских и французских колониальных чиновников и поселенцев уезжали на родину предков.

При этом перед Россией остро встает вопрос, как правило, незнакомый прежним империям – особенно бывшим обладателям заморских территорий. А именно – самоидентификация русской нации. Как говорит британский историк Джеффри Хоскинг, Великобритания владела империей, а Россия была империей и, возможно, остается ею. По распространенному мнению, самоидентификация трудно дается русским потому, что они стали империей раньше, чем стали нацией. Но не подобной ли была судьба нескольких других империй, включая Британскую, Испанскую, Португальскую? Уникальность русскому вопросу придает другое: эти державы почти никогда не вели свой род от легендарных предков, общих с чужеземными подданными, не имели с ними общих корней – как Россия и ее украинские и белорусские территории.

Состоит ли русская нация, определяемая не по политическим, а по этническим и культурным критериям, только из собственно русских, живущих в Российской Федерации и за ее пределами? Или же включает остальных восточных славян – белорусов и украинцев? Или, может быть, всех русскоязычных, в пределах и за пределами России? Это ключевой вопрос, который становится все острее в то время, когда российские элиты пытаются создать новую версию российской нации в постсоветском мире. Ее анализу и посвящено в первую очередь “Потерянное царство”. С одной стороны, книга как будто встает в известный ряд исследований “изобретения” наций. Такие книги написаны о Британии, Франции, Германии, Испании и, конечно же, России, правда, за ее пределами. С другой стороны, ее отличает рассказ о сотворении и дальнейшем развитии нации, которой нет, – по крайней мере с формальной точки зрения. Общерусскую нацию, представленную на страницах этой книги, нельзя найти на карте, поскольку она так и не обрела политической сущности. Живет она, однако, в сознании политических и культурных элит, а если верить данным социологических опросов – ив умах десятков миллионов простых россиян. И ее политическое влияние превосходит силой многие неоспоримо реальные нации, чьи государства легко найти на карте мира.

Эта книга – история русского национального самосознания в точке его пересечения с имперским сознанием. Хронологически текст охватывает период от становления независимой России во второй половине XV века и до наших дней, покрывая исторически и географически обширное пространство России и восточноевропейских государств. В первой части показано, как в раннее Новое время Романовы и их придворные интеллектуалы творили российскую имперскую национальную идентичность, сочетая концепцию правящей династии и религиозной истории и культуры с ростками национального самосознания. Как показано во второй части, эта конструкция испытывала сильнейшее давление со стороны нового европейского национализма, прежде всего польского. Поляки, невзирая на военные поражения, не отреклись от претензий на украинские и белорусские земли, отнятые у Речи Посполитой после трех ее разделов в конце XVIII века.

В середине XIX века империя вынужденно усовершенствовала модель своей идентичности, чтобы не допустить подъема нового национализма среди восточных славян. Третья часть книги посвящена тому, как российские имперские власти пытались компенсировать растущий украинский национализм, продвигая идею триединого русского народа – не монолитного, но состоящего из трех народностей: великороссов, малороссов и белорусов. Одновременно власть не без успеха препятствовала развитию литературных языков и высокой культуры, альтернативных русским.