Потерянная морозная девочка - [6]

— Сова, пожалуйста…

— Ты подумаешь, что я спятила. Ни в коем случае.

Она пожала плечами:

— Так расскажи мне об этом «ни о чем». Будь сумасшедшей. Все нормально. По крайней мере, я пойму.

— Не здесь, — ответила я, когда кто-то столкнулся с нами, и я заметила, что Айвери шел в класс. — После школы?

— Хорошо. И ты расскажешь мне все?

Я кивнула.

— А теперь перестань волноваться. Неважно, что это было, сейчас все хорошо.

Я люблю Мэллори. Не уверена, что она смогла бы помочь, но знаю, что она пытается.

8

— Итак, проще говоря, ты утверждаешь, что обладаешь силой какого-то вида морозной магии.

— Это не магия! — воскликнула я, раскинув руки. — На самом деле, она ничего не делает… и, наверно, я вообще все это себе напридумывала, — я не должна была ничего говорить. Говоря об этом с подругой, я чувствую это более реально.

— Но, правда, ты же так не думаешь, да? Ты бы так не беспокоилась, если бы не делала этого. Почему бы тебе не попробовать? Посмотри, может, сможешь мне показать? — она пытается быть любезной, но я могу сказать, что она озаботилась этим замыслом. У Мэллори довольно выразительные брови, и сейчас они говорят о многом.

Мы только что дошли к улице, где стоял ее дом, и где вокруг никого не было, теперь, может быть, стоит попробовать, но я действительно не знаю, как это происходит. Это похоже на чихание, или когда штормит. Оно просто подкрадывается ко мне. Я пыталась объяснить это Мэллори, но она непреклонна.

— Итак, впервые это случилось, когда я дразнила тебя насчет Айвери, потом, когда мама отобрала твое одеяло… Я не знаю, это как-то связано с неожиданностью или ощущением тепла? Типа, если стащу с тебя шапку сейчас… — она сдернула и бросила ее через плечо назад, глаза подруги блестели. — Нет? — спросила она через минуту, когда ничего не произошло.

— Нет.

Она подняла шапку и вернула обратно.

— Ну, что бы не происходило, похоже, сейчас оно воспроизводиться не хочет.

— Как думаешь, я могу вызвать это? — я медленно выдыхаю, моя грудь болит от сдерживания. Я действительно волновалась с тех пор, как обещала рассказать ей обо всем. Я не знала, как сказать ей, или как она отреагирует на это, и ужасно испугалась, что может быть это проявится и изуродует ее, или что еще хуже превратит в сосульку.

— Нет, — сказала она, наконец. — Я просто думаю, что должно быть какое-то логическое объяснение, которое у нас пока не работает. Когда это случается, это больно?

— На самом деле, нет. Это просто странно.

— И ты не собираешься никому причинить боль, так что это не критично. Мы справимся, — она посмотрела на меня с сомнением, затем ее глаза заблестели. — Может быть, это как-то связано с твоим отцом!

— Только как, он снеговик?

Я хотела засмеяться, когда говорила это, но на самом деле не вышло, потому что я не вижу тут ничего смешного. Видения существ, прячущихся в темноте, лед на моих руках, все это кажется таким реальным и все-таки, как это может реально происходить?

— Все будет хорошо, — сказала Мэллори, когда мы пошли дальше. — Возможно, это из-за того, что ты замерзла или устала, или волновалась об этом. Может быть, это что-то вроде статики или странное наследственное состояние кожи, или стресс, заставивший тебя дрожать. Но ты должна добиться от мамы настоящего ответа об отце, даже если он не снеговик. Я имею в виду, что такого страшного может произойти?

— Я попробую, — ответила я, просто чтобы успокоить ее. Боковым зрением я уловила движение и резко повернулась к конским каштанам[1], которые наклонили свои ветви к стене кладбища. Я ожидала увидеть там серое существо, уставившееся на меня, но это просто листья осыпались с серых веток на тротуар. Я натянула улыбку на лицо, когда повернулась к Мэллори, надеясь, что она не заметила. — Поговорим позже?

Подруга скривилась:

— Семейный вечер. Наверно, не получится. Но мы увидимся утром. Если доживем до него!

Я смотрела, как она уходит, немного завидуя.

Я знаю, что это значит. Она реально ненавидит эти семейные вечера. Но прямо сейчас мысль о том, чтобы купить пиццу и мороженное и сесть с обоими родителями в нормальном доме, со своей нормальной кожей, когда они спрашивают, как прошел твой день, звучит весьма неплохо.

9

Обычно, когда чувствую себя подавлено, я слушаю какую-нибудь музыку, рисую или болтаю с Мэллори. Но сегодня ничего из этого не помогает. Я избегала маму, когда пришла, только поздоровалась с лестницы и пошла в свою комнату. Думала, что-нибудь порисовать и забыться, но я слишком волновалась и не смогла усесться. Совы, которых я всегда рисую, обычно однобоки и странно выглядят, и, честно говоря, уже сыта ими по горло. У Мэллори сейчас «семейный вечер», поэтому она недоступна. Вероятно, это везение, на самом деле, все, что я делаю, это жалуюсь, и от жалоб мне становится плохо.

— Сова! — голос мамы оторвал меня от мыслей. — Спустись, любовь моя, я приготовила чудесный дхал[2].

Не могу описать, насколько я ненавижу чечевицу.

Мама использует ее во всех возможных видах: чечевичная лазанья, тушеная чечевица, чечевичные кексы (они самые ужасные) и, конечно, дхал. Неважно, сколько раз я говорила ей, что она мне не нравится, но мама просто продолжает готовить блюда с ней в своем стиле. Как будто она думает, что однажды я обернусь и скажу: «Знаешь, мама, я была все это время не права. Разве эта чечевица не потрясающая?»