Потерял слепой дуду - [22]

– Если у него паспорта не будет, я тебя обижу.

– Будет, – ответил Миша.

* * *

С рассветом, вернувшись из полей на свою трассу, змей не увидел человека на обочине и подумал: «Вот и всё, Александр Александрович, вот и всё…»

Может быть, и вправду здесь настало время ему умирать. Но по замыслу судьбы еще не все люди – близкие и те, кто совсем не знал его, – проставили свои знаки в его жизни.

Когда змей ушел работать в далекое поле, Шурик очнулся, и судьба послала ему человека на красном ВАЗ-2111 – Федора Ивановича Плакидкина, направлявшегося в свою деревню.

Федора Ивановича приперла малая нужда. Он не мог дождаться, когда кончится город, материл светофоры за издевательски долгий красный, медлительный желтый, чуть не впал в отчаяние, когда на подъезде к кольцу образовалось нечто похожее на пробку – к счастью, это была не пробка, – прошел поворот так, что зад занесло, и, увидев темноту трассы, испытал глубокое облегчение. Человека он заметил уже после того, как надавил на тормоз.

Человек выполз из кювета на четвереньках, распластался на асфальте, попробовал подняться, но не смог. Сделав то, зачем остановился, Федор Иванович трусцой подбежал к человеку, ожидая учуять привычный в таких случаях винный запах, но запаха не было. Немолодой, страдающий сердцем, к тому же худенький и невысокого роста, Федор Иванович на мгновение растерялся перед непосильной для него величиной распластанного тела. Но растерянность прошла, потому что тело шевелилось и стонало. Федор Иванович взял тяжелую руку, перекинул ее через плечо и попытался поднять тело, как дома поднимал мешки, но не смог. Вдруг он понял, что делает глупо, – добежал до машины, подогнал ее и кое-как, с руганью, выпрыгивающим сердцем заставил пострадавшего шевелиться и затолкал на заднее сиденье. В жидком желтоватом свете салона увидел толстые, запачканные кровью щеки. Когда попытался снять с человека шапку, человек вскрикнул неожиданно и громко, так что Федор Иванович вздрогнул. «Откуда ты? Кто тебя так?» – спрашивал он, но ответа не получил. И поняв, что не получит, затолкал в машину дряблые, безжизненные ноги спасенного и поехал в город – искать больницу.

Дважды в жизни лежал Федор Иванович в городских больницах – с переломом бедра и по сердечным делам, но опыта по части здравоохранения это ему не прибавило. Городских врачей он сторонился, как начальства, уверенно чувствовал себя только в родном деревенском ФАПе, немногим отличавшемся от его собственной избы, да и сама фельдшерица была такой же, как все, бабой, и белый халат смотрелся на ней временным недоразумением.

Однако где находится больница скорой помощи, он знал, поскольку бывал там. В приемном покое, несмотря на позднее время, было полно народу. В отличие от белого змея, люди жили по своему, забегающему вперед природы календарю, отмечали по конторам наступавший через три дня мужественный праздник 23 февраля, и, как понял Федор Иванович, не везде культурно отмечали. Сидели по скамеечкам вдоль стен люди с помутневшими лицами, замотанными полотенцами головами, какой-то мужик в облезлой норковой шапке стонал, держа одной рукой другую свою руку в кровавых бинтах, и женщина рядом рассказывала врачу, как муж отхватил болгаркой пальцы, почти совсем отхватил… Беспрестанно подъезжали и уезжали бело-красные кареты.

Федор Иванович встал в очередь к окошку регистратуры. Перед ним было всего два человека, но тот, что стоял первым, спорил с женщиной в окошке о каких-то непонятных анализах, справках, адресах, и женщина говорила, как строгая учительница, уверенно отбивала каждую его фразу, и несколько раз доносилось: «Нет мест в стационаре, я ж вам говорю, нет…» Но тот не отступал, доказывал что-то свое. Федор Иванович подумал, что продолжаться этот разговор может бесконечно, а впереди еще один и некоторые пытаются залезть без очереди. Он сжался, готовясь к поединку с женщиной в окошке, но неожиданно споривший человек ушел, а стоявший перед ним молча сунул в окошко бумаги, женщина что-то черкнула в них, и Федор Иванович оказался с ней лицом к лицу. Вблизи он увидел: это была очень уставшая женщина. Испытывая неосознанную нежность ко всем уставшим людям, он разом забыл прежний страх.

– Здравствуйте, – сказал он. – Тут парень, по голове его ударили…

– Пьяный?

– Нет вроде. Я его на трассе подобрал.

– Бомж?

– Кто его знает, он в машине моей, надо бы помочь довести его…

– Паспорт.

– Мой?

– Его! – крикнула женщина.

– Откуда я знаю, есть у него паспорт аль нет, – тем же тоном ответил Федор Иванович. – У него голова в крови.

– Мужчина, здесь у всех все в крови, – вдруг сказала она спокойно. – Ожидайте. Хотя сразу вам говорю, мест в стационаре нет, берем только особо тяжелых. И без паспорта не принимаем. Ожидайте, – повторила женщина, уже не глядя на него.

Федор Иванович отошел от окошка раздраженный – той женщиной и самим собой. Он так и не понял, чего и кого ему нужно ожидать, но уточнить побоялся. Будто утешая этот позорный страх, в голове крутилась возмущенная фраза: «А если и пьяный? Пьяным, выходит, можно бошки разбивать, да?»

Он вышел на улицу. Лохматый, тяжелый снег опускался в свете ярких фонарей над входом. Федор Иванович постоял немного, подошел к машине, открыл дверь: спасенный лежал, опершись на локоть, закинув голову на спинку сиденья, и глядел на него неподвижными огромными глазами.