Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле» - [29]

Возможно, нарушенные коммуникации повлияли на советское наступление, так как после занятия Шполы 20-й танковый корпус на запад пока не продвигался, хотя он привлек свою стрелковую бригаду для обороны района Шполы. 29-й танковый корпус добился больших успехов юго-восточнее Шполы, где он освободил Водяное, Липянку и Межигорку[109].

Восстановить связь с двумя передовыми корпусами было крайне важно, и Ротмистров не мог ждать, пока его сосед с севера проложит новый маршрут. Поскольку 18-й танковый корпус и 5-й гвардейский кавалерийский корпус были наготове, он приказал им пробить коридор на запад. Эти усилия поначалу не принесли успеха, но во второй половине дня советские войска, атаковавшие с запада, воспользовавшись густым туманом, проскользнули через позиции 11-й танковой дивизии и наладили очень слабую связь с советскими силами в Оситняжке[110].

Беспорядочные боевые действия в районе Капитановка — Тишковка продолжались в течение вечера. В исследовании советского Генерального штаба, посвященном битве, утверждается, что к концу дня немецкая группировка с 70 танками и 30 штурмовыми орудиями окружила Тишковку. Это утверждение абсолютно безосновательно. В распоряжении немцев и близко не было такого количества бронетехники в окрестностях Тишковки. Трудно сказать с определенностью, является ли это примером путаницы, вызванной туманом и темнотой, или же заведомым искажением, но, конечно, одно объяснение не исключает другого[111].

В конце дня ни одна из сторон не имела полного контроля над районом Капитановка — Писаревка — Тишковка. Напротив, каждая сторона удерживала ряд рассеянных позиций. 2-й Украинский фронт в течение дня задействовал существенные подкрепления, среди которых наиболее важными были, конечно, танковый и кавалерийский корпуса, но последний также был усилен противотанковой бригадой. Немецкие подкрепления были гораздо скромнее. В 16:00 майор Глесген, командир 1-го батальона 26-го танкового полка (батальон «Пантер», который находился в пути), прибыл в штаб XXXXVII танкового корпуса, его батальон еще не добрался до исходных позиций. Пятнадцать минут спустя с таким же сообщением в штаб прибыл и командир артиллерийского дивизиона РГК[112].

72-я дивизия начинает отход

К вечеру у немцев произошли некоторые изменения в структуре командования. Поскольку 11-я и 14-я танковые дивизии были введены в бой, они находились в подчинении XI армейского корпуса. С вечера 27 января они были переподчинены XXXXVII танковому корпусу. Учитывая советский прорыв, это решение должно было повысить эффективность управления, позволив командованию XI армейского корпуса сосредоточиться на ситуации севернее советского вклинения, а командованию XXXXVII танкового корпуса — на ситуации на юге.

Обстановка в районе севернее вклинения частей Красной армии действительно давала командованию XI армейского корпуса много поводов для размышления. В первой половине дня в Сердюковке и Красном Хуторе бой перекатывался то туда, то обратно через железную дорогу. Хотя 72-й дивизии удавалось удерживать фронт обороны, положение становилось критическим. Полк из 57-й дивизии получил приказ контратаковать во второй половине дня. Когда полк был подтянут на исходные позиции, советские войска продолжили наступление на запад, и вскоре стало ясно, что 72-й дивизии не удержать железнодорожную линию.

Гедке понял, что активные действия советских войск на участке Сердюковки связывают немецкие части, которые нужнее в других местах. В 17:40 в телефонном разговоре со Шпейделем он снова поднял вопрос, об отводе 72-й дивизии на тыловые позиции. И снова Шпейдель отвечал, что ему нужно разрешение командования группой армий и ему придется перезвонить позже. Шпейдель незамедлительно обсудил вопрос с Вёлером, который тотчас же позвонил в управление группы армий «Юг». В 19:20 Шпейдель вновь говорил с Гедке и передал ему, что разрешение получено.

Конечно, нельзя определенно говорить, что положение немцев заметно улучшилось бы при более раннем отводе дивизии на тыловую линию, но удержание дивизии в выступе вокруг Смелы, находясь в котором она не играла важной роли, конечно, не шло на пользу делу. Если бы дивизия отступила, это сделало бы возможным отправку 57-й дивизии на юг в более ранние сроки. Следует помнить, что наиболее важные действия немцев разворачивались на южном фланге советского наступления, где контратаковали 11-я и 14-я танковые дивизии. Эти дивизии были слишком слабы по количеству танков, чтобы иметь хорошие шансы решительно повлиять на обстановку. Не представляется возможным точно установить их силы в начале советского наступления, но, по-видимому, они располагали самое большее 40–50 боеспособными танками и штурмовыми орудиями. Это было совсем немного по сравнению с 323 танками и САУ введенными в бой 2-м Украинским фронтом в операции 25 января. Конечно, Конев не мог использовать их все против двух немецких танковых дивизий, но имеющиеся цифры все равно оказывались не в пользу немцев[113].

Прибывающий батальон «Пантер» в этих условиях был значительным подкреплением. На самом деле батальон предполагалось ввести в состав 26-й танковой дивизии, которая в это время вела бои в Италии, но он так никогда и не добрался до своей дивизии. Он провел 1943 год в ожидании танков и в конце концов был отправлен на Восточный фронт в январе 1944 года. Изначально батальон был придан дивизии «Великая Германия», но, видимо, не успел поучаствовать ни в одном бою в ее составе. 27 января он начал выдвигаться в расположение XXXXVII танкового корпуса. Он был почти полностью укомплектован и, покидая «Великую Германию», имел в своем составе 67 боеспособных «Пантер». На марше в XXXXVII танковый корпус у одной из «Пантер» возник пожар в моторном отделении, и она была потеряна безвозвратно. Прочие танки тоже имели поломки различных механизмов, но утром 28 января батальон все еще мог отправить в бой 61 «Пантеру»