Потаенные места - [122]

– А как насчет куклы и могилы, на которую он положил цветы? Той, на которой выбит год первого убийства?

– Мистер Таннер отрицает, что это он принес цветы. Он утверждает, что не знает, чья это могила, и был озадачен, когда я упомянул о кукле, которую миссис Хадли нашла на Усадебной ферме. Учитывая, что нет ни малейших доказательств…

– Он лжет!

– Учитывая отсутствие доказательств, что он как-то замешан в этом деле, я советовал бы вам умерить свой пыл, мисс Картрайт. Я понимаю, вы будете разочарованы, но тем не менее я прошу вас прекратить ваши расследования. Больше никаких обвинений, мисс Картрайт!

– Пудинг, – вопросительно произнес доктор Картрайт, – что это за расследования?

– Но… как насчет всего того, что он сказал Ирен на кладбище? – спросила Пудинг у Блэкмана, игнорируя вопрос отца. – А о могиле он лжет. Мне просто нужно выяснить, кто там похоронен. Тут должна быть связь. Таннер в таком возрасте, что мог бы убить их обоих. Это наверняка он! – Пудинг перевела дыхание. Она понимала: шанс, что Донни вернется домой, тает прямо на глазах и вместе с ним уходит сила, которую ей давала надежда на возвращение брата. Как жить дальше, она не знала. – Все Таннеры воры, лжецы и убийцы! – выкрикнула девушка. – Это вам скажет каждый!

– Пудинг, довольно, – твердо сказал доктор, положив руку ей на плечо.

От разочарования глаза девушки наполнились слезами, но плакать не входило в ее планы.

– То, что вы обвиняете то одного, то другого, мисс Картрайт, не поможет вашему брату, – пожал плечами Блэкман. – Я уже и так потратил куда больше времени, чем следовало, идя на поводу ваших гипотез.

– Хорошо, что же тогда поможет Донни? – спросила Пудинг.

Суперинтендант посмотрел на нее серьезным взглядом.

– Обратиться к своей совести – ничего, кроме этого, и оставаться спокойным завтра, перед мировым судьей, – сказал он. – Я приехал увидеть вас лично, мисс Картрайт, и сказать, что пришло время оставить все как есть. Расследование закрыто.

Он надел шляпу и повернулся, чтобы залезть обратно в машину.

– Оно не закрыто, – пробормотала Пудинг, глядя на Блэкмана, когда констебль включил двигатель и начал, совершая рывки взад и вперед, ее разворачивать. В последний момент Блэкман открыл было рот, словно намереваясь сказать что-то еще, но не произнес ни слова. И Пудинг спросила себя, действительно ли он убежден в своей правоте, как можно судить по его словам, или просто выдает желаемое за действительное?

Автомобиль, пыхтя, набрал наконец скорость и оставил за собой облако пыли, окрашенной лучами низкого солнца в золотой цвет. Зелень уже не такая яркая и сочная, как в начале лета, подумала Пудинг. Было десятое августа, земля вокруг высохла, готовясь к осени. Девушка, щурясь, подняла руку, чтобы прикрыть глаза, когда ветер закружил пыль и понес на нее и на отца. Они стояли, не двигаясь с места, до тех пор, пока был слышен звук удаляющегося автомобиля. У доктора сейчас пациентов почти не было, и он, похоже, не представлял, чем заняться. Как и Пудинг, у которой не осталось больше зацепок для дальнейшего расследования, поэтому она тоже не знала, что делать. Откуда-то появилась черно-белая кошка и принялась тереться о ее ноги, но отскочила в сторону, едва девушка протянула руку, чтобы ее погладить. С картофельного поля за фабрикой, где молодежь выбирала клубни из оставленных плугом темных борозд, доносился смех.

– Ну, – произнес наконец доктор Картрайт, – пойдем домой, Пудинг. Давай приготовим что-нибудь на ужин, хорошо?

– Я не очень хочу есть, папа.

– Не хочешь. Ну что ж… Тем не менее надо перекусить. Завтра у нас важный день.

Пудинг посмотрела на отца, и тот улыбнулся грустной улыбкой. Ему не требовалось говорить, что следующий день – день слушания дела Донни в Девизесе – мог оказаться просто ужасным, худшим из худших.

– Я не думала, что до этого дойдет, папа, – проговорила она. – Я так надеялась, что выясню, кто на самом деле убил Алистера, и завтра Донни позволят вернуться домой.

– Его еще могут отпустить, еще могут. Уверен, ты сделала все возможное. Мы знаем, что ты сделала все возможное. – Он достал из кармана часы, потер стеклом о жилетку и взглянул на циферблат. – Уже пять, – сказал доктор, хотя Пудинг не спрашивала о времени. – По крайней мере, давай заварим чай, – произнес он рассеянно. – Уверен, твоя мать с удовольствием выпьет чашечку.

Он снова похлопал дочь по плечу, прежде чем войти в дом, и Пудинг поняла, что отец сдался. Он больше не верил, что Донни когда-нибудь освободят. Девушка некоторое время стояла одна, пытаясь справиться с чувством, что мир стал мрачным и пустым местом.

На следующий день Луиза Картрайт заявила, что поедет с ними в Девизес и никаких возражений она не принимает. Пудинг и ее отец обменялись долгим взглядом. Мысль о том, в какое смятение придет мать, когда они войдут в Нью-Брайдуэлл и она увидит Донни, бледного, в наручниках, с новым шрамом на голове и в тюремной одежде, была поистине ужасной. Но в конце концов они согласились.

– Назовите мне вескую причину, по которой я не могу видеть сына, – произнесла Луиза довольно твердо, и никто из них не смог ей отказать.