Потаенная любовь Шукшина - [23]
- Возьми-ка на расходы! - сунул обрадованный Василий Земеле двадцать пять рублей.- Ты все время на меня тратишься, а я...
- Да ты что это?! О чем ты? - оскорбленно вспыхнула Люся Пшеничная и убежала в буфет, даже не оглянувшись, не взяв денег.
Но Василий нашел ее. Не дав Люсе расплатиться, накупил столько, что хватило бы на целую компанию. Впрочем, компания тут же появилась, утянула Василия по-цыгански за собой. Это случалось все чаще и чаще. Он отдалялся неумолимо от прежних надежных берегов, как льдина, подхваченная бурным половодьем студенчества, молодости, узнавания неведомого мира московской богемы, где были свои круги ада. Он пока что всего лишь ступил на его порог.
"Извини, я встаю рано, часа в четыре..."
Вскоре Шукшин приступил к постановке дипломной короткометражной картины "Из Лебяжьего сообщают", ставшей стартовой для молодого кинематографиста.
Тут стоит сказать о прекрасном актере Иване Рыжове, с которым Шукшин познакомился незадолго до дипломной работы. Казалось бы, случайная встреча, но она обернулась для двух разновозрастных людей долгим творческим союзом.
Иван Рыжов был старше Шукшина, но считал, что Василий Макарович научил его относиться серьезнее к своей профессии и вообще к искусству.
Они встретились в Киеве, где оказались вдвоем в двухместном номере. Когда Рыжову показали, с кем ему предстоит соседствовать, артист увидел высокого, поджарого человека в сапогах и потрепанном пиджаке, державшего в одной руке чемодан. Рыжов попытался помочь донести его и был удивлен тяжестью: как будто в чемодане находились кирпичи. В номере выяснилось, что чемодан Шукшина до отказа набит тетрадками.
- Давай сразу на "ты",- предложил Василий без всяких церемоний, как это бытовало среди деревенских жителей, если человек располагал к себе.
Рыжов принял условие соседа по номеру, услышав и то, что его по первости насторожило и обескуражило:
- Извини меня, я немного пишу, встаю рано, часа в четыре, но тебя будить не стану.
Рыжов, привыкший ложиться засветло, конечно, прохладно отнесся к поздним появлениям в номере соседа и подъему, чуть забрезжит свет, поэтому взаимоотношения их на первых порах не совсем складывались, были скорее даже напряженными.
Через две недели Иван Рыжов увидел две стопки тетрадей на гостиничном письменном столе - одни исписанные, другие чистые. А тут, как будто нарочно, Шукшина как раз и увезли на съемки на несколько дней, и Рыжов не удержался, решив почитать, что там такое его сосед насочинял, в чем при встрече и сознался честно Василию Макаровичу.
Эх, что тут началось! Шукшин страшно возмутился, обиделся и стал запирать с этого момента свои "шедевры" в чемодан. Но однажды, в минуту сближения, поинтересовался мнением Рыжова, который сказал, что в произведениях Василия Макаровича есть какая-то аморальность: уж слишком они не похожи были на море печатавшегося в это время в центральных изданиях. Шукшин еще больше разозлился:
- Нет у меня никакой аморальности! Правда все это! А правда не может быть аморальной.
И начал бегать по номеру, размахивая для убедительности руками. Рыжов позже подметил эту характерную черту в поведении Василия Макаровича именно в моменты каких-то несогласий, противостояний. Но с этого дня Шукшин зауважал мнение Ивана Рыжова, поняв, что актер тоже любит правду.
Когда Василий Макарович поставил свою дипломную работу "Из Лебяжьего сообщают", то пригласил Ивана Рыжова на просмотр, и актер вновь честно сказал ему, что хорошо, а что не получилось. Нужно отметить, что дебют этот Шукшина не всеми встречен был однозначно, скорее даже отрицательно, но сам Василий Макарович работой остался доволен, хотя отнесся к ней критически.
А Лидия Александрова отказалась
мыть полы
Под осень, когда листву на деревьях чуть тронула позолота, из Ленинграда приехал в Москву сценарист Алексей Тулушев. Несуетный, немного странноватый, большая умница и книгочей, он сразу всем понравился.
И надо же было случиться тому, что на огонек забрел к нам Василий Макарович. Вошел сияющий, излучающий энергию и радость, но, увидев Алексея, сник, смешался, стал тихим и неприметным. Старался уйти в тень, спрятаться. Не говорить, ничему не мешать. И только исподтишка внимательно всматривался в Тулушева, беспокойно и тяжело вздыхая.
Зашел разговор о дипломной короткометражке "Из Лебяжьего сообщают", которая стала в миниатюре будущей кинокартиной "Живет такой парень", о Леониде Куравлеве, исполнителе главных ролей в обеих работах Шукшина, о Лидии Александровой, сыгравшей в последнем фильме Василия Макаровича роль библиотекарши.
- Больше, кажется, Лида нигде и никогда не снималась? - выспрашивал дотошно Тулушев, словно пытал исподволь Шукшина.
- Нет,- скупо подтвердил Шукшин, пряча глаза, съежив плечи.
- Ты знаешь, а Лида ждет ребенка...
- Кого она там родит! - сказал хмуро, с усмешкой.
При этом весь облик Василия Макаровича напоминал нашкодившего и теперь наказываемого человека.
Они оба что-то знали такое, это "что-то" было связано с Лидией Александровой, явившейся один раз в шукшинском фильме "Живет такой парень" и оставшейся в памяти кинозрителя навсегда юной, женственной, озорной, такой, какой ей повелели быть молодость и любовь.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.