Посвисти для нас - [8]

Одзу от удивления застыл на месте, будто кол проглотил.

— Э? — Хирамэ в свойственной ему манере поспешил спрятать кровоточащую руку за спину.

— Ты так всю одежду испачкаешь.

Заговорившая с ними девчонка была загорелой, с большими глазами. Открыв их еще шире, она обращалась к Хирамэ по-свойски, совсем как к брату. Такого просто быть не могло. В то время для подростков разного пола считалось неприличным не только прогуливаться вместе, но даже просто о чем-то друг с другом поболтать.

— У тебя есть марля? Ты вроде взяла сегодня в медпункте… — обернулась девчонка к подруге. — Надо ему дать.

— Угу! — Подруга, маленькая и тонкая, что-то достала из портфеля. — Вот. — Она протянула Хирамэ кусок белой марли. — Держи.

— С… с… — заикался растерявшийся Хирамэ. — Спасибо.

— Ой! Ну кто так завязывает? Дай-ка я сделаю.

Большеглазая подошла к Хирамэ, находившемуся на пике замешательства, и забрала у него марлю. Стоявший в изумлении Одзу наблюдал эту сцену, не веря своим глазам.

— Вот теперь хорошо. До свидания.

И девчонки ушли. Хирамэ даже не успел их поблагодарить. А мальчишки еще какое-то время стояли столбом, не в состоянии вымолвить хоть слово.

— Как тебе? — наконец проговорил Одзу. На грязной правой руке Хирамэ красовалась марлевая повязка такой белизны, что даже глазам стало больно. — Это было что-то, скажи!..

— Угу…

— Чего ты угукаешь? Я поверить не могу! Бьюсь об заклад, в нашей школе нет ни одного человека, за которым бы так ухаживала девчонка из Конан.

— Ты думаешь?

Фигурки девушек были уже далеко. Они так и не обернулись.

— Ну что ты вытаращился как идиот?! Пошли.

— Эти девчонки… — прохрипел Хирамэ, — в каком они классе, как думаешь?

— Откуда мне знать? Может, в девятом или в десятом. Лучше скажи, что ты чувствовал, когда она встала рядом и стала руку перевязывать?

— Это… я был как во сне.

— Вот именно! Вот именно! Это было что-то, я тебе скажу!

Они уже сели в вагон, а Хирамэ лишь моргал и не мог выжать из себя ни слова.

— Вот как можно отличиться! Ободрал руку — и пожалуйста.

— Угу.

— Что значит «угу»? Больше ничего сказать не можешь? Все-таки у тебя с головой не в порядке.

Вот как оно было. С этого все началось.

Поезд приближался к Киото. Миновав озеро, въехал в тоннель. Пассажиры снимали с полок багаж и готовились к выходу. Воспоминания о том, что было тридцать с лишним лет назад, оживали в душе Одзу в сопровождении горьковато-сладкой ностальгии. Он с болезненной ясностью представил невзрачное лицо Хирамэ, исходивший от него невыразимый запах, все, что хранилось в покрывшихся многолетней пылью воспоминаниях юности.

«А ведь мы тоже такими были», — думал Одзу, провожая взглядом проходивших мимо него к выходу длинноволосого юношу и девушку, судя по всему, его подружку.

Что же было дальше?

Дальше? Вроде они направились к Хирамэ.

Сойдя с электрички на остановке Нисиномиянитёмэ, они пересекли заросший сорняками пустырь. Так Одзу впервые оказался у Хирамэ дома. Он жил в одном из четырех стоявших в ряд одинаковых домов, крайнем справа. Одзу запомнил, что, когда они открыли стеклянную дверь, им навстречу поплыл слабый запах уборной. В комнате Хирамэ, куда они поднялись по темной лестнице, было метров семь. У него на столе выстроилось несколько бутылок, заполненных землей.

— В них живут муравьи. — Хирамэ осторожно, словно имел дело с ценными предметами, указал на них пальцем. В бутылках на самом деле суетливо копошились муравьи.

— Ходы роют, видишь?

— Ну и запашок здесь у тебя!

— Сестра тоже так говорит. Ругается. Я еще мышь держу, только про это никто не знает.

На первом этаже кто-то закашлялся. Наверное, сестра.

Хирамэ аккуратно вытащил из ящика стола маленькую картонную коробку. В ней в изгрызенных капустных листьях свернулся мышонок с красными глазками-бусинками.

— Его зовут принц Кари.

— Это который из приключений Данкити[14]?

— Тот самый. Его в храме Эбису продавали.

— Ты все смешал в кучу. Поэтому от тебя так пахнет.

Из-под лестницы донесся голос сестры:

— Идите за чаем.

— Не хотим. Мы сейчас пойдем в Эбису. Дай мне деньжат.

Такой ответ разозлил сестру:

— Дубина! Не смей так со мной говорить!

— Она всегда так, — пожал плечами Хирамэ. — Истеричка.

Одзу плохо помнил, что произошло тогда в Эбису. Они оставили велосипеды на необъятном пустыре и сразу услышали голоса жуликов-торговцев, предлагавших поддельную мазь. По соседству с ними под порывами ветра колыхались два-три тента, под которыми продавали одэн[15] и кусикацу.

— Как бы узнать, как зовут эту девчонку из Конан, — пробормотал Хирамэ, незаметно бросая на землю очередную шпажку от кусикацу. — Увидеться бы с ней еще разок.

У Одзу внутри шевельнулась зависть.

— Ну встретишься ты — и что?

Старичок-продавец, посыпавший мясо мукой, поднял голову и щелкнул языком:

— Я могу пропустить одну палочку, ну две, но это уже слишком. Ты уже пять штук сбросил…

Одзу помнил все до сих пор. С того дня Хирамэ взял обыкновение время от времени, когда по пути из школы домой они приближались в тряском вагоне к Асиягаве, поворачивать к Одзу рыбью физиономию и с умоляющим видом просить:

— Эй! Давай сойдем вместе?

— Завтра же контрольная. Я хочу домой поскорее.