Поступки во имя любви - [26]

* * *

Четвертую ночь подряд Долли укладывалась спать в ногах Одри в гнездышке из газет, громко шуршавших при каждом ее движении. В спальне пахло маслом пачули, «Деттолом» и собачьей мочой. Одри лежала без сна и прислушивалась к быстрому дыханию своей «соседки».

Ей так и не удалось заставить Долли оставаться на ночь в кухне, хотя противостояние характеров не должно было быть таким сложным. Оказавшись в комнате Одри, Долли упорно старалась влезть на кровать Одри. Та в какой-то момент сдалась и помогла ей забраться наверх. Это означало, что дни перинки сочтены. Газеты создавали весьма условный барьер между нею и усердно мочившимся щенком. Газеты на полу кухни оставались сухими и чистыми, потому что Долли предпочитала справлять нужду на плитках.

Щенок жевал и грыз все, начиная от ножек стола и заканчивая корзиной для дров, ручками ящиков и шнурами от жалюзи. И никакой дискриминации: когда речь шла о том, чтобы поточить зубы, Долли не отказывалась ни от чего. И что было делать Одри? Как спасти дом от уничтожения?

Она уже не думала, что продержится до возвращения ветеринара в субботу. Судя по всему, ей придется вернуться в зоомагазин и спросить совета у неприветливого продавца, хотя она раз за разом отгоняла эту мысль. Едва ли он откажется помочь тому, кто купил у него щенка и теперь просит совета. Это своего рода сервис после продажи. Одри будет сама вежливость и любезность, пусть даже это убьет ее. Она сделает так, что он не сможет от нее отмахнуться.

Одри переключилась на первое занятие по рисунку с живой натуры и снова поблагодарила Бога за то, что в результате все сложилось хорошо. Шесть ее учеников выглядели достаточно довольными, да и Джеки смогла преодолеть свое предубеждение и обещала прийти в следующий раз.

– Мои родители думают, что я занимаюсь гимнастикой пилатес, – призналась она Одри во время перерыва. – Они сойдут с ума, если узнают правду.

Значит, она все еще живет с родителями и имеет сына, который хочет игровую приставку на Рождество. Хотя познания Одри в этом вопросе были не слишком большими, она догадывалась, что эта игрушка не для малыша. А самой Джеки всего двадцать четыре.

Одри это не касается. Она повернулась на другой бок, стараясь не обращать внимания на мурашки и покалывания в левой ноге, на которой устроился щенок.

Среда

– Алло?

– Это всего лишь я, – сказал Генри. – Позвонил узнать, как тебе понравились занятия рисованием.

Энн свободной рукой вытерла волосы полотенцем.

– Было хорошо, – ответила она. – Я довольна.

– Рад это слышать, – короткая пауза. – А вообще как у тебя дела?

Мег наверняка рассказала ему о чеке, который принесли в пятницу. «Энн была немного расстроена из-за этого. Она спросила, видела ли я Тома. Мне пришлось рассказать ей об ужине».

– Вообще у меня все в порядке. Дел много.

Пять лет разницы между ними никогда не имели значения. Она с самого начала обожала старшего брата. Еще совсем маленькой она ползала за ним, взбиралась к нему на колени, как только научилась это делать. Он был сильным девятилетним мужчиной, который водил ее в школу первый год и защищал от нападок более старших детей.

Потом он помогал ей с домашними заданиями, приклеивал куклам головы, слушал, как она декламирует стихи, когда все были заняты. Пока Энн росла, не было ни одной минуты, когда бы она не чувствовала, что брат окажется рядом, если ей потребуется помощь.

Когда они оба уже стали взрослыми, баланс немного сместился, теперь Энн помогала брату и была этому рада. Когда Генри пытался поднять свой бизнес по производству органических продуктов, когда им с Мег требовалась приходящая няня, когда нужно было выполнить поручение, а они оба были заняты, Энн всегда была на подхвате. Она гордилась тем, что брат может на нее рассчитывать, тем, что порой чувствовала себя старшей в их тандеме.

Но, разумеется, не в последнее время. После ухода Тома на нее никто не мог рассчитывать.

– Как Руби? – спросила Энн, пытаясь перевести разговор на другую тему.

– Отлично. Она будет рада с тобой увидеться, мы все будем рады. Как насчет бранча в воскресенье?

Снова бранч.

– Прости, – быстро сказала Энн, – одна из моих коллег ушла в отпуск, и мне придется выйти вместо нее. Извини, мне пора идти, иначе я опоздаю.

Повесив трубку, она, не подумав, нажала на клавишу «пуск» на автоответчике.

«Привет, это я. Должно быть, ты выключила мобильный. Я буду дома только минут через двадцать или около того, движение ужасное. До встречи».

Щелчок, аппарат выключился сам. Это было последнее сообщение от мужа, последнее свидетельство их совместной жизни. Том оставил его пятнадцатого июля, за три дня до того, как он огорошил ее новостью и ушел.

Энн не могла стереть его.

Нет, она должна его стереть, или она никогда не сможет двигаться дальше. Ведь организовала же Энн покупку продуктов по средам, она умеет раскладывать еду по аккуратным пакетам. Том никогда бы на это не согласился. Он был человеком непредсказуемым, но теперь муж ушел, и для Энн это замечательно работает.

Она нажала на клавишу «стереть», мгновенно раздался длинный сигнал.

– Сообщение стерто, – сообщил ей механический голос. Вот и все.