Поступки во имя любви - [22]

Машина свернула к воротам колледжа. Мег остановила ее на парковке рядом с черным «Фольксвагеном» и выключила двигатель.

– Должна признаться, что свободный вечер – это еще лучше, когда работаешь дома. У меня такое чувство, будто я вырвалась на свободу.

– Никаких сожалений о принятом решении?

– Меня все об этом спрашивают… Нет, я не жалею. Но, видишь ли, все оказалось труднее, чем я думала. Десять трехлеток могут вынуть из тебя душу.

– У тебя все получится, – Фиона открыла дверцу. – Ладно, давай забудем о детях на следующие несколько часов.

Они направились к входу в здание. Мег посмотрела на пару, маршировавшую вперед и назад перед фасадом здания, у каждого был плакат.

– Это что такое? Протест?

Когда женщины подошли ближе, Мег прочла: «Никакой наготы в Кэррикбоуне» и «Сохраним наш город достойным». Оба плаката были написаны от руки черным маркером на квадратах белого картона, прикрепленного к деревянным палкам – частям ручки от щетки для пола? – зеленой изоляционной лентой.

– Господи, – еле слышно произнесла Фиона. – Это о нас, верно? Это о рисовании с живой натуры.

– Давай выясним, – пробормотала Мег и улыбнулась, когда они подошли к пожилой паре. – Здравствуйте! Могу я спросить, против чего вы протестуете?

– Можете, – мрачно отозвалась женщина. – Здесь проходят вечерние занятия с участием голого человека.

– Это что-то связанное с живописью, я полагаю? – Выражение лица Мег оставалось вежливо-нейтральным.

– Что-то связанное с непристойностью, вы хотите сказать, – парировала женщина. – Я и мой муж, мы почувствовали необходимость выразить наше отвращение.

– Что ж, это ваше право, – сказала Фиона. – У вас отлично получается, – она повернулась к Фионе. – Идем, мы опаздываем на занятия…

– …по ремонту автомобиля, – быстро закончила та.

– Вот идет один из них, – неожиданно сказал мужчина. Мег повернулась и увидела красивого иностранца, имя которого никто из них не запомнил. Он направлялся к ним.

– Вы идете на эти занятия, – обвиняюще сказала женщина, когда парень подошел. – Вы записывались, я видела.

Он посмотрел на них с недоуменной улыбкой на лице.

– Прошу прощения? Я не понимаю.

Фиона схватила его за руку.

– Все в порядке. Он с нами. Он из Польши, – пояснила она. – Очень смущается, по-английски почти не говорит.

– Но он был в той комнате, – настаивала женщина. – Мы его видели.

Она повернулась к мужу:

– Видели, верно?

Тот кивнул:

– Я его помню.

Иностранец переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая.

– Я думать, это…

Мег уверенно подтолкнула его к дверям.

– Он думал, что записывается на курсы по ремонту автомобилей, бедняжка. Потом ему все объяснили. Простите, нам пора бежать.

– Я не понимать, – запротестовал молодой человек, когда они уже шли через вестибюль. – Проблема с занятием?

– Никаких проблем, – ответила Фиона. – Но если ты еще раз увидишь этих людей, скажешь, что идешь на курсы по ремонту автомобилей, понятно? Никакого рисования с живой натуры.

– Нет-нет, я идти рисовать живая натура. Эти курсы я выбрать.

Мег улыбнулась. Они уже подходили к аудитории номер шесть.

– Придется кое-что тебе объяснить.

* * *

– Ты даже не притронулась к ужину. С тобой все в порядке?

– Все хорошо, я просто устала.

– Может быть, тебе не стоит идти на занятия? Ляжешь пораньше.

– Нет, я все же пойду. Спасибо, что присмотришь за Оуэном.

– За кем тут присматривать? От него никаких проблем. Тебе следует больше выходить.

Мать внимательно посмотрела на сумку, которую Джеки повесила на плечо.

– Что это там у тебя такое?

– Всего лишь полотенце, – солгала Джеки. Она сказала родителям, что будет заниматься гимнастикой пилатес, и они, разумеется, ей поверили.

– Принеси с собой халат, – посоветовала ей Одри, – чтобы надевать и снимать его.

Джеки представила, как будет снимать халат перед всеми ними, и ее затошнило. Хорошо бы в желудке удержалась та малость, которую она съела за ужином. У нее крутило в животе. Весь день на работе она нервничала.

Но отступать было поздно. Выбора у нее не было. Придется пройти через это. Как-то она выдержит этот вечер, а потом скажет Одри, чтобы та искала ей замену. Джеки открыла входную дверь и вышла в вечернюю прохладу.

– Уже чувствуется приближение осени, – сказала мать. – Ты уверена, что не хочешь, чтобы отец отвез тебя?

– Нет-нет, я лучше пройдусь.

Вдруг они встретят Одри у колледжа? Вдруг она что-то скажет ее отцу и выдаст Джеки? Опять будет как тогда с Санторином.

– Отдохни как следует, дорогая. Увидимся позже.

– Пока, мама.

Отдохни как следует. Если бы мама только знала, во что ввязалась ее дочь-идиотка!

По дороге до колледжа – до него было всего несколько кварталов – Джеки уже не в первый раз размышляла о том, как жизнь вернулась в нормальную колею в семье Мур после того, как она перевернула ее вверх дном шесть лет назад. В те ужасные недели после ее признания казалось невозможным, что родители простят Джеки. Отец сразу выходил из комнаты, стоило ей войти, отводил взгляд, когда они сталкивались на лестнице. Мать, заливаясь слезами, обвиняла Джеки в том, что она их опозорила, что они никогда больше не смогут смотреть людям в глаза.

Подруги Джеки уверяли ее, что со временем все наладится.