Поступай, как велит тебе сердце - [10]

Помнишь, как ночью на праздник Феррагосто мы взбирались на утес, чтобы увидеть фейерверк, огни которого взлетали над морем? Время от времени одна из ракет, хотя и взрывалась, не поднималась в небо. И вот, когда я думаю о жизни моей матери, о жизни моей бабушки, когда думаю о жизнях стольких людей, которых знаю – мне приходит на ум именно эта картина: огни, которые гаснут в море, так и не поднявшись к небу.

21 ноября

Я читала где-то, что Мандзони, трудясь над романом «Обрученные», с радостью просыпался по утрам, предвкушая встречу со своими героями. Не могу то же сказать о себе. Прошло столько лет, но мне до сих пор тяжело говорить о родителях. Мать осталась в моей памяти недвижимой тенью, от которой веет холодом и страхом. Этим утром я вышла в сад - мне нужно было придти в себя, отрешиться от воспоминаний о ней. Ночью шел дождь; на востоке небо просветлело, но над крышей дома еще висели багровые тучи. Я поспешила вернуться с улицы, пока дождь не полил снова. Вскоре началась гроза, и дома стало так темно, что мне пришлось зажечь свет. Отключив на всякий случай телевизор и холодильник, я положила в карман фонарик и отправилась на кухню, чтобы приступить к очередной нашей встрече.

Однако, едва сев за стол, я поняла, что еще не готова: может, в воздухе скопилось слишком много электричества – мои мысли, будто молнии, плясали там и тут. Тогда я поднялась и стала бродить по дому безо всякой цели. Бак бесстрашно следовал за мной по пятам. Сперва я зашла в комнату, где была наша с дедушкой спальня; потом в комнату твоей матери, в которой я сплю теперь; потом в гостиную, которая давно пустует - и, наконец, зашла к тебе. Слоняясь по дому, я вспомнила, как неуютно было мне здесь поначалу. Поселиться здесь решила не я, а муж мой Августо – да и он подыскал жилище второпях. Нам нужна была крыша над головой, и откладывать переезд мы не могли. Августо решил, что этот особняк нас вполне устроит – главное, в нем достаточно комнат, а вокруг разбит сад. Стоя впервые у калитки, я поразилась, до чего дом несуразен, просто исключительно нелеп: ни по цвету, ни по форме части его совершенно не сочетались между собой. Посмотреть с одного боку – швейцарский шале; с другого, где мансарда и огромное круглое окно над входом - голландский дом, вроде тех, что выстроились вдоль каналов. Увенчанный семью дымоходами разной формы, он представлял собой странное зрелище: такое, казалось, могло быть только в сказке. Его построили в 20-е годы, что, впрочем, не угадывалось ни в единой детали фасада. Эта безликость не давала мне покоя - прошло много лет, пока я примирилась с тем, что дом этот мой, и нашей семье суждено жить в этих стенах.

Когда я зашла в твою комнату, за окном совсем близко вспыхнула молния, и свет в доме погас. Я не стала включать фонарь и легла на кровать. Снаружи шумел ливень, хлестал по ветвям ветер – дом был наполнен тихими звуками: что-то поскрипывало, потрескивало, постукивало. Я закрыла глаза, и на минуту мне почудилось, что дом – это корабль, огромный парусник, который движется по темной лужайке. Гроза прекратилась лишь после полудня. Выглянув из окна твоей комнаты, я увидела, что от ореха отломились две тяжелые ветки.

И вот я снова на кухне, на своем боевом посту. Я уже пообедала и помыла посуду – точнее, всего пару тарелок. Бак спит у моих ног, обессилев от утренних переживаний. С каждым годом его все больше пугают грозы: он впадает в оцепенение и долго не может оправиться.

В одной из книг, что я раздобыла после той истории в детском саду, я прочитала: выбор семьи, в которой человек появляется на свет, предопределен чередой предыдущих жизней. Нам даны такие родители лишь потому, что именно эти отец и мать помогут нам понять о жизни то, чего мы не понимали раньше, помогут продвинуться вперед на еще один маленький, малюсенький шажок. Однако, если это правда, спросила я себя, почему тогда на протяжении стольких поколений мы не сдвигаемся с места? Или даже напротив, почему мы отступаем все дальше?

Недавно я вычитала в одном научном журнале, что эволюция, возможно, совершается совсем не так, как мы представляли себе раньше. Новые теории отрицают постепенное развитие: если когда-то ученые считали, что удлиненная лапа, или клюв иной формы, позволяющий освоить новый источник питания, вырабатываются медленно, веками, из поколения в поколение – то теперь говорят, они возникают внезапно. Эту теорию подтверждают и результаты раскопок: среди окаменелостей скелетов, копыт, челюстей, черепов с зубами различной формы для множества видов не обнаружено промежуточных форм. Рождался детеныш, совершенно не похожий на мать, и в нем проявлялись мутации; за одного лишь поколение происходит качественный скачок. Может, так же и во внутренней жизни человека?

Перемены происходят тайком, медленно-медленно – а потом вдруг однажды пробиваются наружу. Внезапно человек разрывает круг и становится совершенно другим. Судьба, наследственность, воспитание – где начинается одно и заканчивается другое? Если остановишься хоть на миг и подумаешь об этом – захватывает дух, ты вдруг понимаешь, сколько тайн мы еще не постигли.