Постсоветский детектив - [2]

Месяца нет, два. Три, четыре... И вот - минуло полгода. Он не появился...

В общем, Ошевы остались в четырех комнатах. И какую бешеную деятельность развили. До нас все время доносились созидательные звуки: Никита то пилил, то строгал, то что-то долбил. Близнецы Трофим и Эдуард (Трофян и Эдюша) хвастались во дворе, что у них теперь не двухэтажная кровать, а по дивану у каждого, причем в разных комнатах.

- А у меня диван, ц-ц-ц, в отдельной комнате диван, ц-ц-ц, а у Эдюши ц-ц-ц - через стенку с мамой и папой! - говорил нам Трофим, когда нас пригласили через полгода в понятые.

Позвали, точнее. Петр Семиумных пропал окончательно, и мы могли лишь подтвердить, что вещи его видели и были они такие-то... Акт подписали о наличии имущества. Но какое там имущество - просто пластмассовая расчлененка. Тут-то мы и вспомнили, что эта самая пластмассовая Венера якобы упала полгода назад. А может, не Венера упала? Может, это другое тело упало? И мы вдруг переглянулись за спиной участкового - такого здоровенного, в кожаной куртке. Из всех признаков участковости на нем была только форменная фуражка.

Дома мы все это подробно обсудили.

- Неужели Ошевы куда-то дели Петю? В те же дни, когда бабу Лизу выжили...

Баба Лиза, кстати, регулярно приезжала в гости и ко всем в подъезде заходила, чтобы поговорить, запастись разговорами на месяц вперед. "Все перетерпеть надо, - сказала она нам. - Будем вместе с праведниками". И положила в стакан восемь ложек сахара, при этом покраснев вся.

После ее ухода мы продолжали обсуждать исчезновение Пети.

- Почему же упало что-то и подпрыгнуло? Может, в самом деле это пластмассовая Венера? Она же пустотелая.

- Тогда где сам Петя?

- Но как бы они могли его убить - дети дома!

- Детей димедролом усыпить могли, под видом лечения от аллергии или чего-то еще... По телику-то видят, что убивают направо и налево, и вот результат. Вон Черных пришел в больницу сына навестить, а нашел его под лестницей, всего избитого. Его, десятилетку, в палате четырнадцатилетние подростки учили, как салагу в армии. Разве раньше такое было? А трое друзей на рыбалке изнасиловали четвертого! В Ленинском районе... Всем по двенадцать лет только.

Тем не менее с Ошевыми у нас были самые соседские отношения. Потому что презумпция невиновности в самом деле существует. Не было у нас никаких реальных доказательств. Когда Яна попросила картину "Полет лебедя", мы дали, конечно; Никита приходил спросить, что такое "фероньера, фероньерка", и ему ответили:

- Это украшение женское, на лоб - из драгоценных камней обычно.

Однажды в святки Никита явился к нам в виде крутого: майку надел черную, на которой белыми буквами было написано "Блэк болз", очки тоже черные - казалось, будто он весь за очками спрятался. Не узнали мы его даже голос стал хриплым: "Ну, можно тут у вас оттянуться?!" Он слышал, конечно, снизу, что топот, гости у нас.

- Западная цивилизация чем плоха: там уважают, но не любят, - говорил он в этот вечер. - А у нас любят, любя-ат! Но опять же - не уважают. Но ведь что важнее: любят! - И он с пророческим видом почему-то тыкал пальцем в сторону холодильника.

Кто-то из гостей ему сказал, из наших: мол, сейчас заявлю тебе, что люблю тебя, и в морду дам. Понравится?

Никита скривился и ушел.

Ночью мы опять проснулись от грохота. Это, наверное, снова пустотелая девка упала, пустогрудая, подумали мы спокойно. Включили свет и посмотрели на часы. Было полпятого. Уже хорошо виднелся дом, что напротив, - дом, похожий на Россию образца 1998 года: крыша новая, а стены все в красных язвах обнаженного кирпича.

Утром мы узнали, что упал сам Никита. Грохнулся с недоделанных антресолей. И сломал себе все, что можно: руки, ноги, шейку бедра. Он долго лежал в гипсе в больнице, а после того, как вылупился из гипса, еще полгода волочил ногу и опирался на палочку. Сильно растолстел - стал каким-то шарообразным грибом наподобие тех, которые растут, пока не высыхают и не взрываются. В детстве их у нас называли "медвежьи папиросы".

Да, мы забыли упомянуть, что Яна, между прочим, очень яркая особь. Всегда так сильно раскрашена, что словно краска отдельно, а Яна - отдельно. Сначала из-за угла покажется раскраска, а потом - сама Яна. Один раз мы видели ее с каким-то незнакомым мужчиной под ручку, но она сделала вид, что нас не заметила. Вскоре Никита пришел с тарелкой клубники со своей дачи:

- Плохо у нас рекламируют семейную жизнь. Надо так, как это делают японцы! - выговорил он четким голосом.

- А как делают японцы?

- Не знаю.

Яна как-то сказала про мужа: "Он что думал - что я фригидесса какая-то, что ли?.. Не-ет, я - не она". Ей казалось, что эти четыре комнаты нечем заполнить - пустые они какие-то. Если бы было много мебели, ее бы никуда не потянуло. Может быть...

Вскоре Яна оставила семью: к любовнику ушла. А через неделю мы снова услышали грохот. Ну а теперь-то что упало? Уж не вновь ли Никита сломал ногу? Нет, он не сломал ногу, он скулу свернул - Яне, когда ее, пьяную, ударил. Она домой вернулась, а для Никиты это было еще внове, и он неделю бегал по дому в раскаянии; только к нам дважды приходил и стучал себя в грудь, стучал. И еще стучал по разным гвоздям в своей квартире - с еще большей скоростью и силой. Каждый квадратный сантиметр квартиры был им ухожен, это была уже не квартира, а какая-то фероньера. И вдруг Никита ушел из дома!