Postscript - [85]

– Ты все еще с этим клубом? – спрашивает он.

Я киваю.

– Справляешься? – Голубые глаза смотрят на меня пристально, словно в самую душу.

И тут мне ужасно хочется заплакать. Он это видит, ставит кружку, подходит, опускается на колени и обнимает меня крепко-крепко и гладит по голове, расчесывая мне пальцами волосы, а я реву и реву, белугой. Бездонная усталость, накопившаяся за месяцы труда, беспокойств, провалов и озарений, исходит потоком слез.

– Я боялся, что так оно и будет, Холли, – шепчет он мне в волосы.

– Да, только вот мало что в жизни моей было прекраснее этого, – между всхлипами чирикаю я неестественно высоким голоском.

Он размыкает объятие, отстраняется, всматривается в меня, продолжая гипнотически гладить по волосам.

– Ты это серьезно?

Я истово киваю, сквозь слезы, хотя кто же мне поверит, когда я реву.

– Я потеряла вчера друга, Джинику. Ей было семнадцать. Ее дочке год. Дениз и Том теперь ее опекуны. Я научила Джинику читать и писать.

– Ух ты, Холли. – Он вытирает мне щеки. – Неужели?

Я киваю. Берта нет. Джиники нет. Пол так увял, что ему не до меня. Я вожусь еще только с Джой, хотя ее «секретные рецепты для Джо» приведены уже в полный порядок.

– Да. И я не хочу, чтобы это закончилось.

Он обдумывает мои слова, а потом пальцем легонько приподнимает мой подбородок – так, что мы смотрим глаза в глаза, и очень близко.

– Ну так и не заканчивай.

– А как? – шмыгаю я носом.

– Найди других людей. Продолжай.

– Но ты сам говорил, что вмешиваться – это ошибка!

– Значит, я был не прав. Я был не прав в очень многом. Но ведь ты сама сказала, что это было лучшее переживание в твоей жизни…

– Ну, одно из, – с улыбкой поправляю его я.

– Я был против, потому что пытался тебя оберечь. Всего лишь. Ты ведь сама просила не позволять тебе ничего такого, и я искренне верил, что правильно поступаю. Даже не стал ждать, как оно пойдет.

– Я знаю, и ты был прав. Ну, в чем-то. Это не твоя вина. Я сама запуталась. Я поставила клуб на первое место, а должна была поставить тебя.

– Что ж, я не дал тебе шанса, – криво усмехается он. – Думаю, мы оба сделали одну и ту же ошибку. Мы на первое место поставили что-то другое, а надо было – нас. Я так по тебе скучал!

– Я тоже.

Мы улыбаемся, и он смотрит на меня вопросительно, но я еще не готова. Я тянусь за своей кружкой, подношу ее к губам, пытаюсь собраться.

– Как у тебя с Авой?

– В общем, неплохо, – отвечает он и подтягивает свой стул поближе, так, чтобы мы были лицом к лицу. Наши колени соприкасаются, его рука на моем бедре. Все так знакомо! – Она немного успокоилась. Мы все проработали. Но я правда сделал огромный промах, чудовищный промах, когда потерял тебя, Холли.

– Да и я хороша, – признаю я.

– Прости, что не поддержал тебя. Ты дашь нам еще шанс? Переедешь сюда? Поселишься с нами с Авой?

Я смотрю на него и думаю, но думать я так устала… Я знаю только, что ощущаю как правильное, а прощение есть дар. Это такое облегчение, что мне предложили второй шанс…

– У нас есть телевизор, – тихонько говорит он.

Я улыбаюсь, как тут не улыбнуться, кладу голову ему на плечо, и он часто, мелко меня целует.

Хочется рассказать Джинике, что случилось, что она снова оказалась права, и снова капают слезы. Горько-сладкие слезы.

Глава тридцать шестая

Приковываю свой велик на парковке на Экклс-стрит, в ясный пятничный вечер прикатив туда после работы, надышавшись солнечным светом, теплым летним воздухом, городским шумом. Здание, куда я направляюсь, находится напротив больницы Милосердной Божьей Матери. Оно стоит в ряду помпезных георгианских зданий, когда-то особняков, потом съемных квартир, в одной из которых обретался герой «Улисса», Леопольд Блум, а сейчас там конторы всяких консультантов, приемные врачей и амбулатории. В пятницу вечером в воздухе носится предвкушение выходных: гора с плеч, что трудовая неделя позади. Погоду обещают хорошую, метеорологи дают добро на пикники и барбекю. Супермаркеты распродадут запасы отбивных, котлет и сосисок, дороги к морю будут забиты открытыми, вибрирующими в такт музыке машинами, сладкоголосые фургоны с мороженым, приманивая покупателей, станут курсировать мимо загородных домов, владельцы собак выйдут их прогуливать, полуголым поддатым людом наполнятся городские парки. В понедельник утром наступит расплата, но сегодня пятница, шесть вечера, и в воздухе разлито настроение праздника, спектр возможностей – выбирай! – открыт перед каждым.

– Здравствуйте, Холли! – с профессиональной приветливостью, крепким рукопожатием приветствует меня Мария Костас. Закрыв за мной дверь, она ведет меня к двум креслам под георгианским окном. Комната тихая, светлая; то, что надо, чтобы люди обнажили здесь душу. Если бы эти стены заговорили… не расплатиться бы им с психологом Марией.

В центре стола стоит кактус в горшочке.

Мария улавливает направление моего взгляда.

– Это Оливия. Мне сестра ее подарила. Я пришла к выводу, что если дать растению имя, меньше вероятность его загубить. Примерно та же история, что с детьми.

Я смеюсь:

– У меня когда-то было дерево в горшке по имени Джепетто. Оно погибло. Оказалось, что полив ему нужнее, чем имя.