Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [28]

: приемная политическая семья регулирует деятельность существующих незаконных сетей и вынуждает их подчиняться и платить налог. Взамен такие сети сохраняют свою независимость, а их незаконный бизнес освобождается от притеснений со стороны правоохранительных органов и других правовых институтов. Наконец, в случае интеграции криминальное государство трансформирует криминальную экосистему таким образом, что ранее несанкционированная противоправность становится санкционированной и расцветает под управлением приемной политической семьи.

Мы можем расширить наше понимание криминальной экосистемы двумя способами. Первый из них вытекает из того факта, что до этого момента мы описывали несанкционированных незаконных акторов как группы или объединения, которые связаны с другой группой, приемной политической семьей. Однако динамику криминальной экосистемы можно также проанализировать на индивидуальном уровне, сосредоточив внимание на индивидуальном пути от незаконной частной сферы к публичной. В отношении этого феномена социолог Светлана Стивенсон цитирует Жана-Франсуа Байарта и отмечает, что грамшианские понятия «молекулярного процесса» сплавки и «взаимной ассимиляции» могут использоваться, когда люди из частной сферы (1) переходят в публичную «через личные сети, обмен услугами и экономические возможности, а также членство в благотворительных организациях и политических партиях» и (2) встраиваются в высшие уровни государственной бюрократии»[114]. Так, в посткоммунистических режимах можно было наблюдать, подобно зеркальному отражению криминализации государства, декриминализацию бывших членов преступного подполья, которые стали частью публичной сферы и начали политическую карьеру. Примером тому может служить бывший молдавский верховный патрон Владимир Плахотнюк, которого Интерпол и занимающиеся расследованиями журналисты обвиняют в связях с российской мафией, а также в отмывании денег, торговле людьми, вовлечении в проституцию и причастности к «эскадронам смерти», ответственных за убийство нескольких криминальных элементов[115]. В момент вхождения в сферу политической деятельности такие акторы, как правило, перестают быть криминальными авторитетами, то есть акторами, ведущими незаконную экономическую деятельность с незаконным доступом к ней, и превращаются в олигархов или полигархов, то есть акторов, осуществляющих законную экономическую деятельность с незаконным доступом к ней. Такие индивидуальные трансформации и переход из криминального подполья в криминальное надполье характерны для политических систем, переживших смену режима, а после нее период олигархической анархии.

Второй способ расширения поля для анализа криминальных экосистем вытекает из того факта, что до этого момента мы определяли «географический регион» как определенную политическую систему, иными словами, речь шла о национальных криминальных экосистемах. Противоположностью им являются мировые криминальные экосистемы, которые включают в себя незаконные элементы по всему миру и работают как система. С одной стороны, это означает, что полигархи и олигархи из разных стран связаны друг с другом либо добровольно и для взаимной выгоды, либо в результате принудительного подчинения более могущественному верховному патрону[116]. С другой стороны, олигархи и полигархи могут быть связаны также с международными преступными организациями или сетями. Как указывает Оливер Буллоу, это необходимо, потому что, хотя члены приемных политических семей могут заниматься воровством и внутри страны, они должны скрывать эти деньги либо от властей, либо от общественности. Кроме того, они хотят их тратить[117]. Таким образом, олигархи и полигархи при содействии брокеров-коррупционеров [♦ 5.3.3.2] используют схемы для отмывания денег, в которых участвуют финансовые институты по всему миру, предлагающие услуги хранения денег без лишних вопросов к вкладчикам и не отвечая на вопросы властей (см. Текстовую вставку 5.4)[118]. По мнению Александра Кули, Джона Хизершоу и Джейсона Шармана, услуги, предлагаемые для этих целей как криминальному подполью, так и криминальному надполью, можно разделить на две группы[119]:

Текстовая вставка 5.4: Мировая криминальная экосистема

Такое количество денег [нельзя] спрятать под матрацем или передать во время рукопожатия. Управление такими большими суммами [требует] банков, готовых принять деньги, не задавая лишних вопросов ‹…› и способов, с помощью которых политики могут использовать свои незаконные средства для покупки предметов роскоши. ‹…› И это становится возможным благодаря оффшорным финансовым услугам. ‹…› Человек с грязными наличными деньгами может купить яхту, используя банковский счет в Швейцарии, который контролируется фондом в Лихтенштейне, который находится под контролем ограниченного партнерства в Великобритании, которое принадлежит компании в Белизе, которая принадлежит трасту на Маршалловых островах. Количество возможных юрисдикций практически безгранично, и каждая из них дополнительно скрывает взаимосвязь между воровством и расходами. ‹…› Бессмысленно спрашивать, является ли Россия клептократией. Более уместно рассмотреть вопрос о том, каким образом российские элиты являются частью целой клептократической системы, посредством которой их хищения из государственного бюджета через шотландские ограниченные партнерства и банки Молдовы или Латвии связаны с лондонским рынком недвижимости