Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [60]
Тем временем в области высокопроизводительных вычислений первым компьютером, достигшим порога в один квадриллион операций в секунду, стал компьютер IBM в 2008 году. В 2014 году китайский суперкомпьютер «Тяньхэ-2», работающий на Linux, уже мог производить 33 квадриллиона операций. Что касается хранения данных, то в 2002 году объем цифровой информации в мире превзошел объем аналоговой информации. С 2006 по 2012 год ежегодный объем информации, создаваемой человечеством, вырос в десять раз[179].
Трудно точно сказать, на каком этапе технологической революции мы находимся, но мне кажется, что одновременное появление планшетов, потокового видео и музыки и расцвет социальных медиа в период с 2009 по 2014 год будет рассматриваться как ключевой момент синергии. Благодаря процессу создания миллиардов связей между машинами, получившему название «интернета вещей», в ближайшие десять лет мировая информационная сеть пополнится таким количеством более «умных» устройств, которое превосходит число людей на земле.
Наблюдать за всем этим было волнительно. Еще более волнительно видеть, как сегодня ребенок получает свой первый смартфон и находит все это – Bluetooth, GPS, 3G, беспроводной интернет, потоковое видео, фотографии с высоким разрешением, пульсиметры, – как будто это было всегда.
Сетевая экономика появилась и стала социальной. В 1997 году всего 2 % мирового населения имело доступ в интернет. Теперь этот показатель достигает 38 %, а в развитом мире – 75 %. Сегодня на каждые 100 человек в мире приходится 96 договоров об оказании услуг мобильной связи, а у 30 % обитателей Земли есть мобильник с поддержкой сетей 3G (или более мощных сетей). Количество стационарных телефонных аппаратов на душу населения в настоящее время сокращается[180].
Всего за десятилетие сеть наводнила нашу жизнь. У среднестатистического подростка, имеющего смарт-устройство, жизнь психологически больше связана с интернетом, чем у самого эксцентричного компьютерного чудака пятнадцать лет назад.
Когда Ромер и Друкер писали в начале 1990-х годов, главной проблемой все еще было влияние «умных» машин. Сегодня мы внутренне понимаем, что сеть – это машина. И по мере того, как программное обеспечение и данные смещаются в сеть, споры об экономических последствиях информационных технологий также стали сосредотачиваться вокруг сетей.
В 1997 году Келли возвестил о становлении нового экономического порядка, имевшего три основные отличительные черты: «Он глобален. Он предпочитает неосязаемое – идеи, информацию и отношения. И он тесно взаимосвязан. Эти три атрибута создают новый тип рынка и общества»[181].
Келли считал банальностью то, в чем Ромер видел новизну семью годами ранее, а именно тенденцию информационных технологий к такому удешевлению данных и физических продуктов, что предельные издержки их производства падают до нуля. Однако, уверял он своих читателей, у бесконечного предложения и падающих цен есть противовес – бесконечный спрос: «Технологии и знания увеличивают предложение быстрее, чем снижают цены… Масштабы человеческих потребностей и желаний ограничены лишь человеческим воображением, а это, с практической точки зрения, означает, что ограничений нет»[182].
Выход, по словам Келли, был в том, чтобы изобретать новые товары и услуги быстрее, чем они будут скользить по кривой к полному отсутствию ценности. Вместо того чтобы защищать цены, нужно признать, что со временем они все равно рухнут, и создать свой бизнес в этом промежутке между единицей и нулем. Нужно, предупреждал он, «катиться по краю хаоса», использовать свободные знания, которые клиенты дарят, когда взаимодействуют с интернет-сайтами. К концу 1990-х годов те, кто понимал эту проблему, разделяли убеждение в том, что капитализм выживет, поскольку инновации будут противодействовать давлению, которое технологии оказывают на цены. Однако Келли не стал рассуждать о том, что может случиться, если этого не будет происходить.
Затем наступил крах интернет-компаний. Впечатляющий обвал индекса Nasdaq, начавшийся в апреле 2000 года, изменил представления поколения, боровшегося с телефонными модемами и разбогатевшего на этом. Вскоре после краха Джон Перри Барлоу, активист движения за права в киберпространстве, потерявший 95 % своих денег, пришел к неутешительному выводу: «Вся история интернет-компаний – это попытка использовать представления об экономике, сложившиеся в XIX и XX веках, в условиях, которых раньше просто не существовало; интернет их просто игнорировал. Это был наскок чужеродной силы, который был отбит естественными силами интернета». И он указал, в каком направлении могут развиваться дебаты. «В долгосрочной перспективе дела у интернет-коммунистов будут идти очень хорошо»[183].
В 2006 году Йохай Бенклер, бывший тогда профессором права в Йельском университете, пришел к выводу о том, что сетевая экономика представляла собой «новый способ производства, зарождающийся в самых развитых экономиках мира»[184]. Бенклер попытался определить юридические рамки публикаций с открытым кодом, получивших название «творческого сообщества». В «Сетевом богатстве» он описал экономические силы, которые подрывали права интеллектуальной собственности, способствуя распространению моделей совместного владения и неуправляемого производства.
