Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [23]
Кондратьев намеревался обнаружить причину длинных циклов в экономике, а не в технологиях или в мировой политике. И он был прав. Однако в своих поисках он отталкивался от постулатов, при помощи которых Карл Маркс пытался объяснить более короткие десятилетние экономические циклы в XIX веке, а именно истощение капиталовложений и необходимость реинвестирования капитала.
Если, утверждал он, «регулярные» кризисы, которые происходят каждое десятилетие, проистекают из необходимости заменить инструменты и машины, то пятидесятилетние кризисы, вероятно, вызваны «изнашиванием, сменой и расширением основных капитальных благ, требующих длительного времени и огромных затрат для своего производства»[58]. Он имел в виду, например, бум строительства каналов в конце XVIII века или железных дорог в 1840-е годы.
В кондратьевской теории длинная волна начинается потому, что в финансовой системе накоплены, централизованы и мобилизованы большие объемы дешевого капитала, что обычно сопровождается расширением денежного предложения, которое необходимо для финансирования инвестиционного бума. Осуществляются грандиозные капиталовложения – в каналы и фабрики в конце XVIII века, в железные дороги и городскую инфраструктуру в середине XIX века. Внедряются новые технологии и создаются новые экономические модели, ведущие к борьбе за новые рынки, что вызывает ожесточенные войны и усиление соперничества в борьбе за колонии. Новые социальные группы, связанные с вновь появившимися отраслями промышленности и технологиями, сталкиваются со старой элитой, что вызывает социальные беспорядки.
Разумеется, в каждом отдельном цикле есть некоторые уникальные детали, однако в кондратьевской теории важен довод о причине и следствии. Начало волны определяется тем, что в течение предыдущей нисходящей фазы капитал накапливался быстрее, чем инвестировался. Одним из последствий этого становится поиск расширенного предложения денег; другим – большая доступность новых, более дешевых технологий. Когда начинается новый виток роста, вспыхивают войны и революции.
Утверждение Кондратьева об экономических причинах и политических/технологических последствиях подверглось критике с трех направлений. Марксисты настаивали, что переломные моменты в развитии капитализма могут происходить только в результате внешних потрясений. Шумпетер, его современник, считал, что длинные волны определяются технологиями, а не ритмом капиталовложений. Третья группа критиков говорила, что Кондратьев использовал ошибочные данные и преувеличивал сам факт наличия волн.
Однако Кондратьев был прав – его доводы о причинах блестяще описывают то, что происходило в экономике после 1945 года. Если мы сможем заполнить пробелы в кондратьевской теории, мы приблизимся к пониманию не только того, как капитализм приспосабливается и видоизменяется под влиянием кризиса, но и того, почему его способность к адаптации, возможно, достигла предела. Во второй части книги я покажу, что на наших глазах происходит значительный и, возможно, необратимый распад моделей, которым промышленный капитализм следовал на протяжении 200 лет.
Однако сначала нужно ответить критикам.
В 1922 году, сразу после публикации первого очерка Кондратьева о длинных циклах, разгорелись споры. Лев Троцкий, один из трех вождей русского коммунизма в те времена, писал, что если пятидесятилетние циклы и существуют, то «их характер и длительность определяются не внутренней игрой капиталистических сил, а теми внешними условиями, в русле которых протекает капиталистическое развитие»[59].
В начале XX столетия марксисты-революционеры были одержимы мыслью о том, что человеческое действие – «субъективная воля» – важнее, чем экономика. Они чувствовали, что попали в ловушку экономики, которая стала вотчиной умеренных социалистов, не веривших в вероятность революции. Кондратьев, как настаивал Троцкий, пошел по неверному пути:
Приобщение к капитализму новых стран и материков, открытие новых естественных богатств и, вслед за этим, большие факты «надстроечного» порядка, как войны и революции, определяют характер и смену подъемных, застойных или упадочных эпох в капиталистическом развитии[60].
Это может показаться странным тем, кто знает марксизм только как форму экономического детерминизма, но Троцкий утверждал, что политический конфликт между странами и классами важнее экономических сил. Троцкий считал, что вместо длинных волн советская экономическая наука должна сосредоточиться на объяснении «всей кривой капиталистического развития», от рождения до взлета и упадка, т. е. всей истории капитализма. Длинные волны интересны, но для тех, кто жаждал конца капитализма, самой главной моделью был полный жизненный цикл капитализма, который обязательно должен быть конечным.
К этому времени марксисты уже разработали собственное объяснение масштабных изменений экономических структур, произошедших после 1890 года, которое они нарекли «империализмом» и которое, как они полагали, было последней, или «высшей», стадией капитализма. Поэтому, ознакомившись с данными Кондратьева, Троцкий тоже нарисовал кривую, которая была исключительно плодом его воображения. Кривая показывала взлет и упадок воображаемой капиталистической страны на протяжении девяноста лет. Задача графика, как объяснял Троцкий, заключалась в том, чтобы показать, к чему может привести полный и скрупулезный расчет данных. По его мнению, достаточно понять общую линию развития капиталистической экономики, чтобы осознать, является ли пятидесятилетний цикл (если он вообще существует) частью общего подъема, спада или конца. Троцкий никак не оправдывал воображаемый характер своей кривой. Чтобы прочертить реальную кривую, говорил он, не хватало надежных данных, однако, если продолжить работу в этом направлении, это можно сделать.
