Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы - [73]

Параллельные заметки. Наибольшее межэтническое согласие царило всегда в среде петербургских национальных меньшинств. Вот как, например, рассказывает об этом в своих мемуарах Александр Бенуа: «В Петербурге… дедушка (Луи Жюль, приехавший из Франции в Россию в 1794 году и основавший здесь русский род Бенуа. — С. А.) женился… на фрейлен Гроппе, происходившей от одной из тех многочисленных немецких семей, которые при всей скромности своего общественного положения образовывали как бы самый фундамент типичной петербургской культуры. Прибавлю для характеристики самого дедушки и бабушки, что, по заключённому при их вступлении в брак договору, всё их мужское поколение принадлежало католической церкви, всё же женское — лютеранству (каковым было вероисповедание самой бабушки). Эта религиозная разница нисколько не отразилась на сердечности отношений между братьями и сёстрами, и скорее именно ей следует приписать ту исключительную широту взглядов, ту веротерпимость или, точнее, “вероуважение”, которыми отличался мой отец, да и вообще все члены семьи Бенуа» [6. Т. 1. С. 31–33]. И далее: «В отце… не было и тени какого-либо ханжества или однобокого фанатизма. Веря безоговорочно во всё то, чему учит католическая церковь, он в то же время крестился на все православные храмы, а когда ему случалось присутствовать при каком-либо богослужении в них, то он и подтягивал вполголоса певчим, так как с академических времён знал все русские обрядовые песни и напевы. С великим почтением он относился также к лютеранским реформаторским священнослужителям, а также к представителям еврейства» [6. Т. 1. С. 43].

Мир и согласие, столь характерные обычно внутри петербургских национальных меньшинств, нельзя объяснить исключительно семейным, религиозным воспитанием или чаще встречавшейся в этих кругах более высокой бытовой культурой. Немалое значение имела и вполне естественная корпоративность людей, которые ощущали себя меньшинством. По той же причине, к примеру, в советские времена в республиках Прибалтики почти полностью отсутствовал антисемитизм, а грузинские и армянские студенты, несмотря на печально известную напряжённость между этими народами, обычно мирно уживались друг с другом в общежитиях московских и ленинградских вузов.

* * *

Существует расхожее мнение, что в разумно устроенных империях разные народы живут мирно и даже обладают преимуществами — в виде большей защищённости от внешних врагов, использования больших инновационных средств для развития экономики, расширения культурного пространства, доступа к лучшим вузам, возможности карьерного роста и т. д. Но идеальных империй, как и вообще идеальных государств, не бывает. Поэтому во всех империях, едва ослабевает центральная власть, народы начинают стремиться к отделению и объявляют себя суверенными государствами. В итоге ещё вчера, казалось бы, прочная имперская конструкция разваливается, и хорошо, если при этом удаётся избежать кровопролития.

Русский великодержавный шовинизм, замешанный на мании имперского величия, дважды на протяжении ХХ столетия приводил — наряду, конечно, с другими причинами — к развалу России. Так было в 1917 году, так случилось и на рубеже 1990-х.

Начавшаяся в 1918 году Гражданская война продолжалась больше трёх лет. Она носила не только политический, но и ярко выраженный межнациональный характер — с массовыми убийствами «краснозадых москалей», «самостийных» украинцев, вольного кубанского и донского казачества, «диких» кавказцев и, конечно же, евреев как «главных виновников» всей революционной драмы. В конце 1980-х — начале 1990-х на территории России массовой междоусобицы удалось избежать. Однако все кровавые события, которые происходили в те годы в Средней Азии, в Прибалтике, в Закавказье и на Кавказе, имели национальную окраску: кого бы ни убивали — безоружных детей, женщин, стариков или вооружённых мужчин, — убивали прежде всего потому, что они были чужой, а точней, чуждой крови.

Ни в Петрограде конца 1910-х годов, ни в Ленинграде спустя семь десятилетий межнациональная напряжённость, к счастью, не переросла в открытую вражду. В первые месяцы после Октября агрессия городских низов была направлена главным образом против состоятельных граждан, а малейшие — даже словесные — попытки националистических выступлений, в первую очередь антиеврейских, тут же пресекались большевиками, которые повсюду кричали о своём «пролетарском интернационализме», потому что тогда ещё были одержимы идеей скорейшей мировой революции. На исходе 1980-х свою благотворную роль сыграл в Ленинграде общий подъём демократических настроений.

Однако если в периоды межвременья, которые случились дважды на протяжении минувшего века, город всё же не превратился в арену межнациональных распрей, — это вовсе не являлось свидетельством какой-то природной толерантности петербуржцев. Избежать трагедии удавалось главным образом благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Литература

1. Октябрьская революция перед судом американских сенаторов: Официальный отчёт «Оверменской комиссии» сената. М., 1990.

2. Санкт-Петербург: Автобиография / Сост. М. Федотова, К. Королёв. М.; СПб., 2010.