Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник - [47]

Порядок наводить я не стал и скромно удалился. Расставлять ловушки в виде прикрепленных к двери волосков я тоже не стал. Единственное, что любопытно было узнать: чья шайка тут орудовала — Траски или Беннета? Насчет предмета поисков сомнений не возникало.

Я зашел к Микки. Тот окинул меня долгим взглядом, словно силился вспомнить, где он меня видел. Затем вытер фартуком руки и подошел поближе.

— Что подать? — заговорщицки подмигнул он.

Если до сих пор я не привлек особого внимания присутствующих, то теперь моему другу удалось исправить положение.

— Как обычно.

Я снял очки и кепи. В зеркале над стойкой мне был виден весь зал, однако я не заметил никого из чужаков; за столиками сидели завсегдатаи.

— Ты что, спятил? — шепотом поинтересовался Микки. — Ведь тебя могут узнать.

— Ну и что?

— Ненормальный! Ты объявлен в розыск. В газетах напечатана твоя фотография.

Нагнувшись, он извлек из-под стойки мятую газету. Моя физиономия красовалась на первой странице, чуть пониже портрета губернатора штата. Ничего, мы еще поменяемся местами, когда меня посадят на электрический стул. Выхватив у Микки газету, я быстро пробежал глазами статью.

Обвинение осталось прежним — то, чем в свое время угрожал мне Виллис, — дополненное лишь справкой, что преступник находится в бегах. Ума не приложу, как удалось Траски добиться для меня такой рекламы, но пришлось признать, что связи его в официальных кругах внушительнее, чем я предполагал.

Где-то я читал, будто человек ко всему привыкает. До сих пор я не очень-то разделял такое мнение, однако теперь понял, что доля истины в этом есть. Еще несколько дней назад подобная газетная новость начисто лишила бы меня аппетита. Однако по сравнению со всеми испытаниями, выпавшими на мою долю, сейчас это казалось мне сущим пустяком.

Уписывая еду за обе щеки, я расспрашивал Микки, кто на сей раз ошивался возле моего дома. Микки ничем не мог мне помочь, у него самого выдался трудный денек, так что ему некогда было торчать у дверей. Ну а если непрошеные гости побывали у меня среди ночи, то он и подавно не мог их видеть.

Я расплатился и двинул по новой в муниципалитет. Непривычно было разгуливать по городу с сознанием, что твоя физиономия красуется на первой странице каждой газеты. Темными очками да кепи не изменишь внешность до неузнаваемости, разве что придашь облику несколько иной характер. По-моему, единственное, что спасало меня, — это наше всеобщее безразличие, нежелание людей быть внимательными друг к другу. Студента, во время каникул подрабатывавшего в муниципалитете, интересовала лишь обещанная ему двадцатка. Посули ему сорок за поимку опасного преступника Дэна Робертса, он бы, пожалуй, пригляделся ко мне повнимательней. А так студент без разговоров сунул мне перфокарту, я вручил ему гонорар, и на том мы распростились. Я поскорее юркнул в машину и немедля убрался с опасного «пятачка», где ничего не стоит нарваться на людей, которым платят именно за то, чтобы они повнимательнее приглядывались к окружающим. При первом же удобном случае я, остановив машину, решил ознакомиться с полученной информацией. Сведения стоили двадцатки. Три года назад у некоего Джеронимо Траски родилось здоровое дитя женского пола, нареченное при крещении Амалией. В списке детей, подлежащих обязательному обучению, она, разумеется, не фигурировала, но компьютер потрудился на славу — или же студент сумел выжать из него все возможное — и наградил меня дополнительными фактами: Амалия Траски обошлась без наблюдения патронажной сестры и обязательных прививок, зато избежала обычных детских болезней. Я не нашел в этом ничего удивительного, поскольку малышка Амалия была необычайно развитым младенцем: три года назад она появилась на свет по меньшей мере пятнадцатилетней. Новорожденную крестили в какой-то небольшой католической церкви, названия которой я отродясь не слыхал. У меня не возникло ни малейших сомнений, что в информации мне там будет отказано. Церкви такого рода существуют на средства итальянской колонии, и Траски наверняка является одним из основных попечителей.

Однако другого выхода у меня не было. Я отыскал в телефонном справочнике адрес церкви и, расстелив на сиденье карту, тронулся в путь.

Итальянская колония в нашем городе невелика. Богатые итальянцы вроде Траски живут в Слоупе, Ди Маджио — на Пайнвуд-стрит, что лишь ступенькой выше, чем уровень того квартала, где обитаю я. Итальянцы победнее селятся среди кубинцев. Церковь принадлежала богачам и была пристроена к склону скалистой горы над Слоупом. Небольшое, скромное здание — должно быть, поэтому я и не подозревал о ее существовании, хотя не первый год живу в этом городе и тешу себя надеждой, что изучил его как свои пять пальцев.

Автостоянка тоже оказалась небольшой, рассчитанной всего на пять машин, из чего можно было заключить об ограниченном числе прихожан. Вероятно, нечасто заруливали сюда такие дешевые колымаги, как взятая мной напрокат «тойота». Прихожане, воздающие здесь хвалу Господу, в большинстве своем хвалят его не напрасно и приезжают для этого на собственных «кадиллаках» и «роллс-ройсах». Я не стал запирать дверцу, просто захлопнул ее и прошел к церкви. Вокруг царила тишина, словно я находился далеко от Эмеральд-Сити, — истинно летняя тишина, заполненная лишь щебетом птиц и трещаньем цикад. Дверь была открыта. Я слегка удивился. Вообще говоря, храмам положено встречать верующих распахнутыми дверьми, но раскрытая настежь дверь в наше время — явление не менее редкое, чем доверчиво открытое сердце.