Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник - [4]

Последующие два часа ушли у меня на шатание по барам. Для многих людей это не работа, а цель жизни и единственная радость. Не будь у меня иных забот, кроме как опрокинуть стаканчик-другой, обсудить в тесной компании предполагаемые результаты матча «Янки» — «Торнадо» да поиграть в гляделки с какой-либо одинокой посетительницей из числа приличных дам, пожалуй, и я находил бы в этом занятии свои положительные стороны. Но у меня с этим делом обстоит иначе. Начать с того, что в большинстве злачных мест меня раскусывают с первого взгляда: шпик — он и есть шпик. Какой прок объяснять, что я вот уже пять лет как уволился из полиции и теперь сам себе хозяин; видимо, профессия наложила на меня свой отпечаток. Здоровенный бугай ростом более шести футов и в двести восемь фунтов весом, в жару не снимающий пиджак, может быть только полицейским, и никем другим. Преступники в этом городе одеваются куда как лучше. Везде я заказываю одно и то же — виски со льдом и содовой, — чтобы «не ершить», и половину оставляю недопитым. Десяток «хайболов» будет фигурировать в списке текущих расходов, представленном Мэри Харрис; то-то удивится моя клиентка, чего ради частный сыщик вздумал вдруг накачиваться спиртным, к тому же за ее счет.

Затем, когда выпивка уже подана, я стараюсь завязать разговор с барменом. Иной раз это получается без труда, поскольку некоторым из них скучно до смерти и парни эти не прочь перекинуться словцом с посетителем, который, похоже, еще не пропил все мозги без остатка и не принадлежит к числу постоянных клиентов, с которыми уже все пластинки давно прокручены. Однако в большинстве своем бармены — люди иного склада: угрюмые, недоверчивые, поднаторелые в драках мужчины, которым плевать, что перед ними частный детектив, их не запугаешь мощными подплечниками у пиджака. Вот разве что одна-две зелененьких произвели бы на них впечатление, но, судя по всему, клиентке моей это пришлось бы не по нраву.

Короче говоря, ни один из барменов не знал воинственно настроенного садового гномика по имени Сэмми, а если и знал, то счел за благо откреститься от такого знакомства. Около половины девятого я вернулся к своей машине. Теперь уже индустрия развлечений работала на полную катушку. У входа в бары дежурные типы с плечищами пошире моих улыбались прохожим, пытаясь заманить их в сумрачные недра забегаловок. Густой слой косметики на лицах женщин отсвечивал в мерцающих бликах разноцветных неоновых ламп, делая их похожими на экзотических туземок. Кто-то из девиц окликнул было меня, но сразу же отказался от своих попыток подцепить клиента: полицейское прошлое так легко не скроешь…

Я уселся в машине и приготовился к долгому ожиданию. Маловероятно, чтобы беда с Мэри Харрис могла приключиться в борделе, в таких местах принято оберегать своих служащих. Но я получаю деньги вовсе не за то, чтобы разрабатывать теорию вероятности. Вполне возможно, что кровожадный Сэмми заявится сюда сегодня вечером или ночью, и кто же окажет ему отпор, если не героический частный детектив со своей пушкой сорок пятого калибра.

Я расстегнул пиджак и ослабил узел галстука. Это самая отвратительная особенность нашего ремесла, хотя со стороны может показаться, будто работенка — не бей лежачего. Сидишь сложа руки, ничего не делаешь, да еще денежки за это огребаешь. Черта с два: безделье сродни разве что старинным китайским пыткам. Первый час еще куда ни шло. Наблюдаешь за уличной сутолокой, смотришь, как девицы вихляют бедрами, а клиенты изо всех сил стараются делать вид, будто забрели сюда совершенно случайно, и затем, улучив момент, норовят прошмыгнуть в одно из злачных местечек. Через час даже эти сценки уже не кажутся забавными. Позднее оживление на улице стихает, и тут пора принимать меры, чтобы тебя не засекли. Я откидываю сиденье и укладываюсь на спину, предварительно отрегулировав зеркальце заднего вида; теперь меня можно приметить, только если специально заглянуть в машину. Но и в этом случае любой нормальный человек подумает, будто я сплю. К полуночи уже очень трудно удержаться, чтобы действительно не уснуть и с неослабным усердием обозревать вход в дом при помощи зеркальца, прикрепленного к верхней кромке ветрового стекла. После полуночи я съедаю сандвич, запивая его кофе. Даже это не доставляет мне удовольствия. Не знаю, каким образом ухитряется делать это Микки, но вместо его обычно изумительного кофе из термоса хлещет какая-то горькая бурда. Когда я однажды задал ему этот вопрос, он сказал, что с кофе полный порядок, просто во рту у меня скапливается горечь от бесплодного ожидания.

Часа в четыре утра улица почти вымирает, и веки впору подпирать спичками, чтобы не слипались. Пожалуй, больше нет смысла торчать здесь. Я выпрямляюсь на сиденье и едва удерживаюсь, чтобы не завопить от боли. Все тело затекло, ноги ноют, руки одеревенели, шею свело острой, колющей болью. Романтическая профессия, что и говорить! Я еду домой. Город весь вымер, пьяные гуляки уже повыдохлись и сникли, а пчелки-трудяги еще не пробудились ото сна. Лишь окна яхт-клуба по-прежнему сияют вовсю: если уж строительный подрядчик решил гульнуть на пару с вице-директором рекламного агентства, то тут скоро конца не жди. Должны же они показать, что умеют развлекаться не хуже этих пижонов из «Эмеральда».