Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник - [37]

Дом Траски охранялся надежно, у меня уже был случай убедиться в этом. Я медленно ехал вдоль узкой, ведущей к дому дороги, готовый врубить тормоз в любой момент, как только потребуется. Автомобиль мой, натурально, не был пуленепробиваемым, и я чувствовал себя беззащитным. Густой парк, окружавший дом, в полумраке казался таинственным и грозным. Каждой клеточкой существа я ощущал, что за мной следят. Влажные от пота ладони скользили по баранке руля.

Остановившись у главного входа в дом, я вылез из машины и не успел сделать в сторону шаг, как услышал за спиной суровый оклик:

— Руки вверх и не двигаться!

Я поднял руки и застыл не двигаясь. Примерно на такой прием я и рассчитывал.

— Передайте Траски, что я хотел бы поговорить с ним. Скажите, что речь пойдет об изумруде Гастерфилда.

Я услышал осторожные шаги позади, затем меня подвергли обыску, не слишком грубому. Отобрав у меня оба пистолета, охранник отступил на шаг. Я опустил руки.

— Пошли в дом.

Старого лакея нигде не было видно; то ли он отправился на боковую, то ли попросту не любит вводить в дом гостей, которым суждено выйти отсюда ногами вперед. Траски принял меня в той же комнате, что и в прошлый раз, сидя за письменным столом. Мне вспомнилась ослепительно красивая белокурая девушка, что стояла тогда на террасе. «Кем она ему доводится?» — думал я.

— Садитесь, Робертс, — голос у Траски был усталый, его дивный, бархатный тенор звучал хрипловато и глухо.

Я сел. Траски сделал жест рукой, и я услышал позади себя удаляющиеся шаги. Мафиози смерил меня долгим оценивающим взглядом, словно прикидывая, стоит ли вкладывать в этот объект капитал или выгоднее сразу пришить меня на месте.

— Смелых людей я люблю, — объявил он. — А слабаков ненавижу! — Он возвысил голос. — Я не могу проявлять слабость: тот, кто задевает моих людей, задевает меня.

Траски почти сорвался на крик, но вовремя взял себя в руки и смолк, укоризненно качая головой.

— Я погорячился, но это на вашей совести, Робертс, — наконец произнес он обычным тоном. — Смелых людей я люблю, но вы не смелый. Вы — безумец, Робертс. Скорее всего, шизофреник, а значит, и сами сознаете свое безумие.

Я не стал с ним спорить. По-моему, он был прав по всем пунктам.

— Сколько стоит изумруд Гастерфилда? — спросил я.

Траски рассмеялся. Умные глаза его засияли, сделав лицо красивым.

— Изумруды Гастерфилда? Целое состояние — если они, конечно, существуют в действительности.

— Даже если камешек, скажем… вот таких размеров? — Раздвинув указательный и большой пальцы, я показал ему величину камня.

Он мигом посерьезнел, понял, что я не шучу.

— Выходит, вон куда повернуло… — пробормотал он и глянул мне прямо в глаза. — Да, Робертс. Конечно, для мелкой сошки вроде вас даже такой небольшой камень-целое состояние. Но изумруды Гастерфилда не имеют цены. В таких случаях говорят: это, мол, историческая реликвия или предмет, имеющий культурную ценность. Реликвия — слыханное ли дело! А весь секрет в том, что этот паршивый камешек — единственный в своем роде. Возможно, он нисколько не лучше других, зато у него свое название, как бы имя, — Траски снова рассмеялся. — Видите, даже камни отвергают демократию. Вы можете представлять собою такую же человеческую ценность, как и я, и все же вашего: имени недостаточно, чтобы банки открыли вам практически неограниченный кредит.

И здесь он тоже был прав. Ради моего имени банк с трудом расставался даже с двузначной суммой.

— Значит, всплыл изумруд Гастерфилда… — повторил Траски.

— А вы не знали?

— Нет, — на миг с лица его слетела маска добродушия и мягкости. — Но теперь знаю.

— Я так и подумал, что вас это заинтересует.

— Один из моих людей, угодивший за решетку, передал на волю, что якобы обнаружен изумруд Гастерфилда. Кто были эти счастливчики, раздобывшие камень, он не знал, слышал лишь, что это мощная банда и с ними лучше не связываться. Я занялся осторожной разведкой, и когда прикончили ту шлюху, чутье подсказало мне, что все это неспроста.

Он выжидательно уставился на меня, и мне пришлось перехватить нить разговора.

— Видите ли, Траски, то, что вы сейчас от меня услышите, в сущности, не подтверждает ничьих предположений. Но я сложил мозаику фактов, и получился вот какой расклад. Думаю, что не ошибаюсь, Небезызвестный Сэмми, то бишь Сэмюэл Николсон, подготовил научное исследование о легендах и поверьях, бытующих среди узников каторжной тюрьмы Баркхилл. С моей точки зрения, вся его наука — бред собачий, однако автору она обеспечила университетскую кафедру. В ходе работы Сэмми познакомился кое с кем из лихих парней и наткнулся на историю изумрудов Гастерфилда. В своем исследовании он подробно пересказывает эту историю, дополняя ее тюремной легендой о том, что якобы некий мошенник по имени Хоггинс завладел-таки камнем. Сэмми ни словом не упоминает, верит ли он сам в эту чепуху или нет, но, по-моему, он верил.

Откинувшись на спинку стула, я просчитывал варианты дальнейшего разговора. Даже для самого себя я не успел подытожить результаты своих розысков, а сейчас вдобавок мне предстояло выдвинуть версию специально для Траски. Должно быть, хозяин дома нажал какую-то кнопку, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге возникла белокурая красотка в длинном темном платье; мягкие, золотистые волосы сверкающим водопадом ниспадали на плечи. Легкая, эфемерно-воздушная, она вновь напомнила мне клип рекламного ролика.