Постапокалипсис - [16]

А это — башня… Одна часть — большая, лежит на земле, другая — меньшая, протыкает небо обломком. Какой исполин переломил ее?

Как тревожно здесь! Тревожно и… знакомо.

Идти дальше незачем — скорее всего, все здания в городке разрушены, и надеяться на надежное кирпичное укрытие не приходится.

Между тем темнота сгустилась, — вот-вот вынырнет из черноты рука и схватит за горло…

Марина дышала тяжело. То ли ночной воздух, то ли чувство опасности прибавили мне сил — я уже не чувствовал себя разбитым. Распрямился, отпуская плечо девушки.

— Зачем ты? — сказала она, — я совсем не устала.

Я замер, вглядываясь в темноту. Нет, в этом городе надо держать ухо востро, гораздо дольше, чем где бы то ни было. Тишина лжива: здесь нет ни стрелков, ни игроков, ни тварей, но наверняка притаилось что-то, более страшное… Чтобы пережить эту ночь, нам необходимо убежище.

Я огляделся: тьма. Плотная, непроходимая тьма. Серпик луны скрылся в тучах, на ветру стучит обледенелое былье.

Что-то надвигалось на нас — ближе, ближе — я чувствовал кожей. А лицо Марины спокойно — это понятно: она не имеет такого, как у меня, опыта игры, единственная ставка в которой — Теплая Птица…

Металлическая узкая лесенка… Почему я подумал о металлической узкой лесенке? Откуда эта мысль в моей голове?

— Марина, — я дернул девушку за рукав, — за мной.

Мы побежали к башне.

— Андрей, что ты задумал?

Я не ответил, озираясь по сторонам. «Только б она существовала», — крутилось в голове.

Лесенка была припаяна к телу башни.

— Лезь.

Марина вцепилась в тонкие перекладины и полезла вверх, осторожно перебирая руками. Оглянувшись на тьму, я полез следом.

Нам повезло — на вершине башни образовалась небольшая площадка, частично огороженная острым забором из переломанной, искореженной арматуры.

Марина лежала лицом к небу и тяжело дышала. Я повалился рядом — казалось, сердце выпрыгнет из груди.

— Знаешь, Андрей, — выдохнула Марина, взглянув на меня. — Там, внизу, отчего — то стало так жутко… Я едва не умерла.

Нет, у этой девушки чувство опасности развито не меньше, чем у меня.

Ветер, застревая в металлических обломках, сердито насвистывал.

Редкие звезды показались на небе. Не они ли льют вниз пробирающий до костей холод? Деться от него некуда, он окружил нас, опутал… Сейчас бы костерок! И черт с тем, что станем маяком — лишь бы потеплело. Вот только где взять дрова?

Единственное тепло в окружившем нас мире — это наши тела.

Марина придвинулась ко мне, я обнял ее, уткнувшись лицом в рыжие волосы, накрылся курткой. Мало-помалу озноб отступил… А сколько, наверно, погибнет в эту ночь игроков, не успевших развести костер. Сколько примерзнет к стволам деревьев!

Я закрыл глаза, слушая биение сердца Марины.

— Андрей.

— А?

— Послушай.

Я откинул с головы куртку.

Какое-то время не было слышно ничего, кроме тишины, затем отчетливо донесся глухой перестук — кто-то лез по лестнице, стуча подошвами. Я оглянулся: глаза Марины расширились, лицо вытянулось.

— Тихо.

Я поднялся и, пригнувшись, подкрался к краю площадки. Стук подошв по перекладинам совпадал со стуком моего сердца. Кто это может быть? Игрок? Едва ли — все игроки, не нашедшие укрытия до этого времени, уже мертвы. Стрелок? Исключено — стрелки орудуют при свете дня. Тогда кто же?

— Андрей!

Встрепенувшись, я невольно вскрикнул: некто темный, приподнявшись над лестницей, уставился на меня двумя красноватыми угольками.

— Возьми, гад! — заорал я, вскакивая, и, что было сил, ударил кованым носком ботинка в промежуток между красными угольками.

Не издав ни звука, пришелец отпустил лестницу и, как мне показалось, необычайно медленно отделился от металлической стены башни. Я бросился к краю площадки и проводил взглядом темное кувыркающееся тело. Хрусткий звук удара о промерзлую землю донесся до нас.

— Кто это был? — прошептала Марина.

— Хер его знает. Уж точно не игрок.

— Что ему было надо?

Марина вдруг заплакала.

— Ты чего? — растерялся я.

— Когда все это кончится? — прокричала она. — Проклятая жизнь!

Чудачка! Как будто есть другая жизнь. Я, например, другой жизни не знал.

— Успокойся, — я присел на колени и обнял ее, погладил спутавшиеся волосы. — Я с тобой, я защищу тебя.

— Правда? — по-детски спросила она. — Повтори.

— Я защищу тебя.

Девушка прижалась ко мне, вздрагивая. И откуда ты такая взялась в Джунглях, где цена жизни — мгновение? Мгновение, которого не хватило, чтобы добежать до убежища? В Джунглях никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Ты думаешь: надежно спрятался, никто и ничто не угрожает, но вдруг настигает напасть, какой не ждешь, а это самое хреновое.

Марина устала: смерть старухи, стрелки, полет над Джунглями, моя травма. А тут еще ночной нежданный посетитель…

— Вздремни, подежурю, — предложил я.

Мы сидели на холодном металле, слушая завывание ветра, дальний гул леса.

— Не хочу, — пробормотала она, опуская голову мне на колени. Сразу уснула.

Ныло задетое пулей плечо, да и во всем теле разливалась слабость. Но мне было покойно, даже, пожалуй, весело. Едва ли кто-либо в Джунглях испытывал подобное. Мне открылся новый смысл существования, заслонив прежний — борьбу за собственную шкуру. Моя шкура! Сколько на тебе отметин от заточек, клыков, пуль, сколько ожогов, шрамов и затянувшихся язв! Ты задубела и потрескалась от мороза. Я спасал тебя, и буду спасать, но ты теперь не властна надо мною, моя шкура, я не служу тебе! Лишь одно в Джунглях достойно служения, напряжения всех сил.