Пост сдал - [10]

– Ух, – выдыхает Пит. – Долго готовилась?

Иззи пытается сдержать улыбку, но сдается. Пит улыбается в ответ, и Ходжес думает: «Такая же слаженная пара, как мы с Питом. Ну как можно ее разрывать? Форменное безобразие».

– Достаточно долго, – отвечает Иззи. – А теперь расскажи ему. – Она поворачивается к Ходжесу. – По крайней мере это не серые человечки из «Секретных материалов».

– А кто? – спрашивает Ходжес.

– Кит Фрайс и Криста Кантримен, – отвечает Пит. – Они были у Городского центра утром десятого апреля, когда Хартсфилд передавил людей. Фрайс, девятнадцати лет, отделался переломами голеней и бедра, четырьмя сломанными ребрами и повреждениями внутренних органов. Плюс зрение правого глаза ухудшилось на семьдесят процентов. Для двадцатиоднолетней Кантримен все закончилось сломанными ребрами, сломанной рукой и травмами позвоночника, от последствий которых удалось избавиться такой болезненной терапией, что мне не хочется даже думать об этом.

Ходжесу тоже не хочется, но он много раз размышлял о жертвах Брейди Хартсфилда. По большей части о том, как злосчастные семьдесят секунд могут изменить жизни многих на долгие, долгие годы… или, в случае Мартины Стоувер, навсегда…

– Они встретились на еженедельных сессиях групповой психотерапии «Спасение – в тебе» и влюбились. Они поправлялись… пусть медленно… и собирались пожениться. Потом, в феврале прошлого года, покончили с собой. Вместе. Как поется в старой панковской песне, они выпили слишком много таблеток и умерли[9].

Его слова заставляют Ходжеса подумать об измельчителе для таблеток на прикроватном столике у больничной кровати Стоувер. Об измельчителе с остатками окси. Мать растворила в водке весь окси, но на столе наверняка хватало и других наркотических препаратов. Почему она затеяла бодягу с мешком на голове и гелием, если могла просто закинуться викодином, догнаться валиумом и спокойно расстаться с этим миром?

– Самоубийство Фрайса и Кантримен вроде бы ничем не отличалось от других самоубийств молодых людей, которые совершаются сплошь и рядом, – подхватывает Иззи. – Родители сомневались насчет целесообразности их женитьбы. Хотели, чтобы они подождали. А сбежать вместе они не могли. Фрайс ходил с огромным трудом, и оба были без работы. Страховки хватало только на оплату еженедельных сессий групповой психотерапии и на покупку продуктов, о золотых горах, полученных Мартиной Стоувер, речь не шла. Если подвести итог, случается всякое. Это даже нельзя назвать совпадением. Люди с тяжелыми физическими травмами впадают в депрессию, а депрессивные люди иногда сводят счеты с жизнью.

– Где они это сделали?

– В спальне Фрайса, – отвечает Пит. – Когда его родители уехали на день в парк развлечений «Шесть флагов» с младшим братом Кита. Проглотили таблетки, улеглись в кровать и умерли, заключив друг друга в объятия, совсем как Ромео и Джульетта.

– Ромео и Джульетта умерли в могильном склепе, – говорит Холли, вернувшаяся на кухню. – В фильме Франко Дзеффирелли, который действительно…

– Да, все понятно, – кивает Пит. – Усыпальница, спальня, сходство налицо.

Холли держит в руке сложенный экземпляр «Инсайд вью», который лежал в гостиной на кофейном столике. Видна фотография Джонни Деппа, либо пьяного, либо обкурившегося, либо мертвого. Она все это время провела в гостиной, читая таблоид? Если так, она сегодня точно не в себе.

– «Мерседес» по-прежнему у тебя, Холли? – спрашивает Пит. – Тот самый, который Хартсфилд украл у твоей кузины Оливии?

– Нет. – Холли садится, кладет сложенный таблоид на плотно сдвинутые колени. – В прошлом ноябре я поменяла его на «приус», такой же как у Билла. «Мерседес» расходовал слишком много бензина и сильно загрязнял окружающую среду. Опять же я последовала рекомендации психоаналитика. Она сказала, что за полтора года я сумела полностью избавиться от влияния автомобиля, так что его терапевтическая ценность сошла на нет. Почему тебя это интересует?

Пит наклоняется вперед, сцепляет пальцы, опустив руки между колен.

– Хартсфилд залез в «мерседес», использовав самодельный электронный прибор, чтобы открыть дверные замки. Запасной ключ лежал в бардачке. Возможно, ему это было известно, а может, ему просто повезло, и везение это обернулось Бойней у Городского центра. Наверняка мы этого никогда не узнаем.

«И Оливия Трелони, – думает Ходжес, – очень напоминала свою кузину Холли: нервная, скрытная, определенно не жаловавшая общение с людьми. Далеко не глупая, но не вызывавшая приязни. Мы не сомневались, что она не заперла «мерседес» и оставила ключ в замке зажигания, потому что такое объяснение представлялось нам наиболее простым. А кроме того, на каком-то примитивном уровне подсознания, где логическое мышление не работает, нам хотелось, чтобы это было правдой. Мы ее ненавидели. И ее неизменные утверждения, что такого быть не могло, считали наглым отказом взять на себя ответственность за собственное разгильдяйство. Ключ в сумочке, тот, что она показала нам? Мы решили, что это как раз и был запасной ключ. Мы травили ее, а когда средства массовой информации прознали, кому принадлежал «мерседес», травить ее стали они. И в итоге она начала верить в то, в чем мы не сомневались с самого начала: она помогла монстру, замыслившему массовое убийство. Никому из нас и в голову не пришло, что компьютерный профи мог собрать прибор, открывающий автомобильные замки. В том числе и Оливии Трелони».