Посредине ночи - [14]
– Я всё время думал, это славянский корень, – признался я.
– У него есть смысл? – спросила девушка.
– Ну, да. Осока – такая трава, растёт по берегам рек, она сочная и мягкая, когда трогаешь листья сверху, а вот об край можно порезаться. Осечься.
– Хорошее слово.
– Главное, тебе очень подходит.
Она засмеялась, потом сказала:
– Написание могло и измениться, слабое «о» со временем стало «а».
– Не исключено, – кивнул я. – Белорусы, если я правильно помню, вообще писали «асака», потому что ударение у них на последний слог.
– Вот видишь. Будем считать, что так оно и есть.
Пока я получал информацию, лившуюся на меня щедрым потоком, всё было нормально. Но по мере того, как основные сведения укладывались в мозгу, в голову начали проникать непрошенные мысли. Пятый день, как мы должны были вернуться из поездки, шестой… Я прекрасно представлял состояние родителей, когда ребята сказали им, что их сын просто исчез без следа на одном из привалов. Особенно мамы, уж я-то за тридцать лет не раз повидал, как она умеет волноваться, буквально с ума сходит.
Особенно остро я чувствовал свою чужеродность в этом мире, смотря передачи Голонета – здешней галактической вещательной сети, каналы которой по совместительству служили средством всеобщей связи. В каждой системе, куда мы прилетали, Осока обязательно просматривала основные местные новости, ну, и общегалактические за время перелёта. Сюжеты о звёздных флотах, строительстве заводов, городов, мега-магазинов, о новых товарах, курсе драгоценных металлов ещё ничего, это хотя бы полезная информация. Добивала политическая и светская хроника, в основе своей практически такая же, как на Земле: похожие события и сплетни, аналогичные скандалы и семейные дрязги знаменитостей. И от этого ещё заметнее было, что на экране нет, да и не может быть ни одного знакомого лица, а есть десятки видов странных существ, причудливая одежда, неизвестные названия овощей, фруктов и вин. Доходило до того, что я не мог заставить себя даже любоваться красотой здешних женщин – а среди них попадалось великое множество по-настоящему прекрасных – потому что далеко не все из них относились к тому же виду, что и я.
Однажды ночью мне приснился дом. Знакомый вид из окна, деревья посреди заставленного автомобилями двора, детская площадка, школа… Я проснулся и вновь в сотый раз увидел за остеклением кабины незнакомые звёзды. Тут-то мне стало по-настоящему плохо, хуже, чем тогда, в первый день, в кантине. Из глаз, не спрашиваясь, потекли слёзы. Захотелось выть и кататься по лежанке, бить кулаками в проклятые металлические стены. Всё же, я сумел сдержаться и не издать ни звука, ни всхлипа. Не хватало ещё, чтобы Осока проснулась и увидела это позорище! Додумать я не успел, потому что моя спутница внезапно спросила:
– Алекс, что с тобой?
Я промолчал, понимая, что голос сейчас меня выдаст, и стараясь унять слёзы.
– Алекс, что? – настойчиво повторила Осока.
– Н-ничего, – как можно ровнее произнёс я. – Не спится что-то.
– Кого ты хочешь провести? Меня?? – фыркнула она. Поднялась со своего ложа, присела на край моей койки, толкнув бедром: – Двинься. А ну, рассказывай. Живо.
Вот тут меня словно прорвало. Я говорил, сумбурно, сбиваясь и перескакивая с пятого на десятое, обо всём сразу. О доме, о том, какие у меня замечательные родители, и как хорошо бывает у нас на Земле в ясную погоду, о грозах и снеге, о девушке, с которой мы встречались несколько лет, и которая так просто и легко бросила меня весной. Конечно, «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло», тем не менее, именно из-за неё я и согласился на эту поездку на машинах, будь она четырежды проклята. Диман с гражданской женой, Вовка и Гарик со своими девушками, а я седьмой, один, как перст, не пришей кобыле хвост… Не удержавшись, я впервые за это время вновь произнёс вслух самые страшные свои мысли. Что, быть может, всего этого нет уже десятки тысяч лет, ни родителей, ни дома, ни города, да и самой планеты. А я последний землянин в Галактике, бездомный Мафусаил.
– Ну, вот об этом даже думать не смей, – не дав мне закончить, перебила Осока. – Только в поступках разумных существ верным чаще всего бывает самое простое объяснение. А в странных явлениях природы и разгадка может быть неожиданной.
