Поспели травы - [20]

Ждут чего – душевного порыва

Или кислорода в духоте?

Я сюда пришел стрелять по душам

Не свинцом, а словом из свинца,

Кто-то встал уже – не хочет слушать,

Значит, я промазал по сердцам.

Может и попал – в броню из стали,

Равнодушье – что бронежилет.

Нынче те опасливые стали,

Брезгует кто сдачей за билет.

Если мы с штыком перо ровняем,

У меня трехгранный русский штык,

Капли пота гильзами роняя,

Я срываюсь на охрипший крик.

Я хочу всего задеть, не ранить,

Отстреляюсь – сразу замолчу,

Но стекает вниз по острой грани

Жир из душ, похожий на мочу.

Темнота коварна, глаз не видно,

Я один на бруствере стою…

Остаются те, кому обидно

За державу ржавую свою.

2007

* * *

Не гадай ты мне, гадалка,

Что ты знаешь о судьбе?

Ведь меня не будет жалко

Ни любимой, ни тебе.

Ты оставь в покое карты,

Что там знают короли,

Рыцаря – ни щит, ни латы

Не спасают от любви.

Что на левой, что на правой —

Знак в ладонях роковой, —

Что ты можешь знать о славе,

Обвивающей петлей?

Не гадай ни так, ни этак,

Разве видишь ты в душе?

Богом русскому поэту

Все нагадано уже.

2007

* * *

Кому на гроб – одну лишь землю,

Кому – с цветами пополам,

И что я в жизни не приемлю —

Доверил пламенным стихам.

Они не просто лезут в уши,

Они как кнут, розга, вожжа —

Согреть ведь вымерзшие души

Нельзя, сердец не обожжа.

Кому-то хочется покоя,

Мошны набитых животов,

И этих, сдавшихся без боя,

Ждет плен безбольных сытых снов.

Но тот, кому тревожно спится,

Кому еще не все равно,

В том будет хлебом колоситься

Стихов проросшее зерно.

Мне нелегко остаться целым,

Мне не досталась тыла бронь,

И я стираю пыль с прицела,

Чтоб вызвать на себя огонь.

Я критикам своим не внемлю,

Что ценят только рифмы вязь,

И мне поэтому – не землю,

На гроб лопатой кинут – грязь.

2007

* * *

Лицом к лицу

Лица не увидать.

С. Есенин

Не видать деталей издалека,

Не вдыхать морщинок теплый свет,

Где тепло, там очень одиноко,

Раз тебя, холодной, рядом нет.

Пусть лица к лицу совсем не видно,

Лучше я лицом к лицу прижмусь,

Умирать на родине не стыдно,

Я сюда когда-нибудь вернусь.

Я вернусь в Россию – в ледь и стылость,

Я вернусь, когда искрится снег,

Ведь дарить прощение и милость

Может даже грешный человек.

Пусть забыт осиной цвет багряный,

Пусть покрылся белым глянцем лен,

Я тобой одной живой и пьяный,

Ты одна – мой разноцветный сон.

Может я, помятый серой грустью,

Не очнулся все от прежних снов,

Может быть, не так уже искусно

Сердце вышьет ткань из нежных слов,

Но зато тот холст дерюги крепче,

Под которой тихо мне лежать,

И в последний наш веселый вечер

От лица лицо не оторвать.

2007

* * *

Где вы, где вы, дни веселья,

Дни загулов и безумств,

Не собрать уж ожерелье

Рассыпающихся чувств.

Не вздыхать свободной грудью,

Не сжигать глазами мир,

И на каждом перепутье

Покосившийся трактир.

Я смотреть назад не стану —

В прошлом будущего нет,

Лишь размазан по стакану

Мутный след испитых лет.

Под откос лететь быстрее,

Чем карабкаться наверх,

Помирать – оно в Рассее

Не считается за грех.

Жизнь – она вовсю грешнее

Без прощавшего «люблю»,

И береза тонкой шеей

Лезет в синюю петлю.

А моя висит не с неба —

Крюк надежный в потолке,

Не единым жив кто хлебом,

Повисает налегке.

И когда я вдрызг устану,

Перекину тонкий жгут…

Отпевать меня не станут,

Мимо церкви пронесут.

На поминках водка слаще,

Если вспомните под гул:

– Не совсем он был пропащий,

Просто кончился загул.

2007

* * *

Жизнь не живут – одолевают,

Поймешь не сразу и не вдруг.

Любви для пользы не бывает,

Она не кормится из рук.

Теперь, уставший от надсады,

Я больше слушаю других,

Когда у траурной ограды

Мы выпиваем на троих.

Я не завидую покойным,

Узнавшим смысл бытия, —

Под камень скучный и холодный

Когда-то выпишусь и я.

Но жив пока – хочу увидеть,

Как кто-то до смерти влюблен,

Тогда уставшей Немезиде

Я сам явлюся на поклон.

И чем воздаст – свинцом иль бронзой —

Не знаю… Но, душой горя,

Я пел без всякой личной пользы,

Чтоб, может быть, сгореть не зря.

2007

* * *

В России было пять поэтов,

Звеневших в русские сердца,

Чья песня стала нам заветом

От Бога данного певца.

Лишь тот велик, кто смог без спроса

Добыть свободу для ума,

Как смог Михайло Ломоносов —

Зачатник русского письма.

Явившись миру из народа —

Терпеньем выковал язык,

Царицам чем чеканил оды,

Но и восславил русский штык.

Наш первый русский европеец,

Плод просвещения Петра,

Наук и знаний многоженец

Он – гордость русского пера.

Талант в России не прощают,

А гений всем прощает сам.

Мы чтим, годами не читая,

Что Пушкин сделал Александр.

Он спел широко и свободно,

«России первая любовь»,

И жизни жар в стране холодной

Открыл за вязью легких слов.

Почти на все найдя ответы,

Во всем достигший вышины,

Он встал под дуло пистолета

К барьеру вечной тишины.

Его облитый чудным светом

Язык да многих вдохновил,

Но реквием на смерть поэта

Лишь только Лермонтов сложил.

Один оставшись на дороге,

Что к близкой вечности вела,

Он сам, «невольник чести» строгой,

Расправил гения крыла.

Взлетев недолго в поднебесье,

Но выше и бесстрашней всех,

Он лил из тучи сердца песню,

Чтоб Русь смотрела сердцем вверх.

Но повелось у нас зачем-то —

Что не вмещаем – не беречь,

И, словно пуля, для поэта

Отлита траурная речь.

И не было почти полвека,

Кому бы стало по плечу

Зажечь простому человеку

Непогасимую свечу.

Но, отряхнув свои колени,

Смотря за светлый карогод,