Посол. Разорванный остров - [8]

Уже в коляске, отъезжая от дворца, Струве слегка дотронулся полученным от императора свитком пергамента до колена, сидящего напротив секретаря:

— А что, Иван Никодимыч, тебе так ничего и не удалось узнать об этой персоне? Как его — Эно-мо-то Та-кэа-ки, — по складам прочёл французский перевод императорского указа посланник. — При дворе его величества микадо такового вроде не значится…

— А чёрт бы этих япошек разбирал, ваше высокопревосходительство! — со злобинкой тут же отозвался секретарь. — Простите, конечно, на худом слове. Второй день бьюсь — да почти без толку! Происхождения Эномото, конечно, самого благородного, из здешних дворян — по-ихнему самураев. До нынешнего назначения был управляющим целого острова на севере Японии, Эдзо — они теперь называют его Хоккайдо. В молодости был первым в выпуске здешней Голландской школы мореходов, потом шесть лет изучал в Европе разные науки. В Японию вернулся дублёром голландского капитана на борту построенного там парохода, получил чин капитана первого ранга и должность товарища министра военно-морского флота в прежнем правительстве Бакуфу. А в новом правительстве — управляющий островом. Губернатор, ежели по-нашему, по-российски рассудить…

— Из товарищей министра да в губернаторы самого отдалённого острова? Хм… Это, Иван Никодимыч, больше похоже на почётную ссылку, — заметил консул и поверенный в делах, постукивая свитком по кончику своего носа. — Впрочем, при смене правительств такое чаще всего и происходит. А что говорят о нём наши друзья-голландцы?

— Те тоже ничего не знают, — вздохнул секретарь. — После падения правительства Бакуфу и реставрации императорской власти прежние голландцы из Японии съехали. Стали, как вы изволите выражаться, здесь «персонами нон грата» — поскольку помогали ихнему сёгуну. А которые вновь понаехали — те ничего не знают.

— Ну, да и бог с ним, с этим Эномото! — махнул рукой посланник. — Как-никак, вице-адмирал новоиспечённый… Авось теперь уж министр двора его императорского величества, граф Адлерберг не станет носом крутить! Но ты, Иван Никодимыч, всё ж поузнавай, поразнюхивай насчёт личности этого посланника!

* * *

Через четыре дня после объявления русскому посланнику имени будущего Чрезвычайного и Полномочного Посла Японии правительственный гонец высадился на берег Хоккайдо и потребовал у смотрителя порта быструю лошадь и провожатого до резиденции правителя острова. Согнувшись пополам при виде короткого бронзового жезла с вензелем императора, смотритель немедленно выполнил распоряжение посланца.

Уполномоченному Эномото Такэаки гонец передал два свитка, один из которых был опечатан личной яшмовой печатью императора Мэйзди, а второй нёс на себе оттиск фамильного перстня члена кабинета министров правительства, генерала Куроды Киётака.

В императорском свитке сообщалось, что милостью императора Мэйдзи уполномоченному Эномото Такэаки возвращался воинский чин капитана первого ранга. Ему было приказано немедленно прибыть во дворец для получения нового назначения. Курода в своём послании столь же немедленно призывал Эномото явиться к нему для важного разговора — причём прежде, чем ко дворцу императора.

Не прошло и часа, как Эномото, наскоро оставив распоряжения своему ближайшему помощнику — он полагал, что его отсутствие продлится не более недели, максимум двух, — отправился в новую столицу Японии, Токио. Он ещё не знал, что Токио — лишь отправная точка его нового пути через полмира. И что его разлука с Японией продлится долгих четыре года, и что никогда более он не вернётся на поросшие травой холмы острова Эдзо-Хоккайдо.

Генерал Курода жил, что называется, на два дома — в столице и на Хоккайдо, вверенном его заботам и попечению. По линии кабинета министров он занимался заселением острова, освоением его природных богатств. Своего бывшего противника на поле боя, а впоследствии протеже и правую руку Курода Киётака принял в своей столичной резиденции, и тут же предложил Эномото прогуляться по аллеям обширного сада, обнесённого высоким каменным забором.

Мужчины не спеша шли по засыпанным белым ракушечником дорожкам, ещё хранящим сырость и холод минувшей зимы. Время цветения сакуры ещё не пришло — лишь набухшие почки на чёрных ветвях обещали скорое пышное торжество природы. Эномото в традиционном скромном наряде самураев — только без мечей у пояса — с ненавязчивым любопытством поглядывал на начальника, одетого в новом для Японии стиле — в партикулярную европейскую одежду.

Здесь, в саду Курода, и сообщил Эномото новость о великой милости императора — назначении его Чрезвычайным и Полномочным Послом в Российскую империю. Второй новостью было то, что вместе с назначением Эномото получал невиданный доселе в стране чин вице-адмирала военно-морских сил Японии.

— Знает ли император о том, что среди множества европейских наук, постигнутых мною в Голландии, не было искусства дипломатии, сансей? — почтительно осведомился у высокопоставленного собеседника Эномото.

— У вас светлая голова, Эномото-сан. Светлая голова и кровь ваших благородных предков в жилах — это сочетание поможет вам преодолеть все трудности на вашем новом пути.