Посох пилигрима - [41]

Кухмистер кликнул Тилли и, когда поваренок возник в дверях кухни, велел ему тащить побольше горячих углей.

«Дело сладится не скоро, — подумал я, — гусь еще не ощипан, и огонь не раздут. Попишу-ка еще».

Я вспомнил Бруссу, пыльное жаркое лето 1399 года, поле возле города и бесчисленные палатки янычар, сипаев, рабов, томившихся от безделья и зноя. И вспомнил день, когда подошел ко мне мой десятник Юсуп и сказал:

— Завтра утром мы выступаем.

— Куда? — удивился я, мне не верилось, что эта сонная одурь, окутавшая весь лагерь, изнемогавший от лени, может прекратиться так внезапно.

— О том ведает Аллах и наш Всемилостивый, — ответил Юсуп строго. — А дороги Всемилостивого лежат во все четыре стороны света.

Однако уже через час все мы знали, в какую сторону поведет нас наш «Молниеносный». На этот раз дорога Всемилостивого шла к Константинополю.

Мой четвертый поход я совершил в этом же 1399 году, отправившись под Константинополь.

Войска султана стояли под его стенами уже семь лет, но взять город не могли.

Когда я оказался у стен столицы Византии, к нам дошло известие, что незадолго до нашего прихода на помощь грекам прибыли маленькие отряды рыцарей-христиан из Генуи, Венеции, с Родоса и Лесбоса и французский отряд в тысячу двести человек от короля Карла VI во главе с маршалом Бусико, который, в том же 1399 году вернулся во Францию, оставив вместо себя Жана Шатоморана, но я очень переживал из-за того, что вынужден воевать против моих старых товарищей, многие из которых, возможно, были под Никополем.

Однако долго стоять у стен Константинополя мне не пришлось. В том же году «Молниеносный» повел нас на восток, в горы Севастии, на реку Кызыл-Ирмак.

Вспомнил я и причину новой войны. Она была необычна для меня — баварца и христианина. Не была бы она понятна и для моих будущих читателей. И потому я решил, прежде чем рассказывать о самом походе, объяснить кое-что такое, о чем мы в Европе до сих пор имеем понятие весьма смутное.

Я очинил перо, омакнул его в чернильницу и вывел новое название: «Каким образом язычники со скотом своим кочуют зимою и летом».

«В стране язычников господа имеют обыкновение кочевать со своими стадами и брать на откуп у владетелей земли, где находятся хорошие пастбища.

Случилось однажды, что знатный турок, именем Отман, кочуя в стране, прибыл летом в область, именуемую, подобно главному городу своему, Сивас.

Владетель сего края Бурхан-Эд-дин, соглашаясь на просьбу Отмана, коего звали также Кара-Иелек и называли предводителем туркменской орды Белого барана, уступил ему то пастбище, с тем, чтобы он пользовался им все лето.

По наступлении же осени Отман без предварительного уведомления и без обещанной уплаты возвратился на родину. Раздраженный этим владетель отправился с отрядом из тысячи человек к тому месту, где прежде кочевал Отман, а вслед за ним послал четыре тысячи всадников с приказанием представить к нему Отмана со всем его имуществом.

Узнав об этом, Отман скрылся в гористом месте. Искавшие его не могли его найти и расположились на ночь на лугу, находившемся как раз у подошвы сказанной горы. При наступлении дня, Отман, взяв с собою тысячу человек хорошей конницы, отправился рекогносцировать своих противников и напал на них, заметив, что они не предприняли никаких мер предосторожности. Тогда многие из них были убиты, другие спаслись бегством.

Сначала владетель Себастии Бурхан-Эд-дин не хотел верить этому несчастью, когда же некоторые из беглецов поскакали к нему, он отправил сто человек, чтобы узнать подробности об этом деле.

В свою очередь, Отман, готовившись напасть на лагерь Бурхан-Эд-дина, встретил эти сто человек, обратил их в бегство и в одно время с ними явился в лагерь короля Себастии. Бурхан-Эд-дин, видя невозможность готовиться более к бою, искал спасение в бегстве и примеру его последовали его воины. Он сам с трудом успел сесть на коня и пытался добраться до соседней горы. Но это заметил один из воинов Отмана, и он, преследуя Бурхан-Эд-дина, помешал ему исполнить свое намерение.

Воин этот предложил королю сдаться, но когда король не хотел на это согласиться, воин взял лук и хотел его застрелить. Тогда Бурхан-Эд-дин открыл ему, кто он такой, предлагая воину, чтобы тот его оставил в покое за обещание дать ему один из лучших замков своих, вместе с тем хотел ему тут же передать перстень, который носил на пальце, в ручательство того, что сдержит свое слово. Но все это не подействовало на воина, он взял в плен Бурхан-Эддина и представил его Отману.

Сей последний гнался за воинами Бурхан-Эд-дина, многих побил, расположился на ночь в том самом месте, где прежде находился лагерь неприятельский и послал своих воинов еще и за находившимися в горах людьми со стадами. По их прибытии он взял с собою пленного Бурхан-Эд-дина и начал осаду Сиваса.

Жителям сего города он велел объявить, чтобы они, если хотят остаться в живых, сдали ему свой город, так как их государь находится у него в плену.

Горожане отвечали, что это обстоятельство ничего не значит, так как сын пленного короля находится между ними, а они считают себя довольно сильными, чтобы предпочесть ему чуждого монарха.