Посох Богов - [41]

Алаксанду смотрел на Кали, неожиданно открывшуюся ему с такой стороны, с которой он бы хотел её не знать. Он понял, что теперь оказался в ещё большей опасности, чем до прихода сюда, на женскую половину царского дворца, в покои своей повелительницы, царицы Кали. Теперь ему не миновать смерти.

— Я ничего не знаю об этом, великая царица, — тихо и как можно мягче ответил Алаксанду.

Голубые глаза поэта смотрели на царицу почти с нежностью. Ему было жаль её, но нельзя было показать ей эту жалость.

Царица была, может быть, не так проницательна от природы, как Асму-Никаль, но она была старше и опытней, поэтому поняла, что Алаксанду ничего ей не скажет.

Она отступила. Сейчас ей надо было обдумать, как действовать дальше.

Словно в одно мгновенье рухнули её величественные мечты. Запрятав их в самый дальный потаённый уголок своей души, повелев слугам оказывать Алаксанду все мыслимые услуги, с холодным напутствием она его отправила:

— Что ж, — сказала она. — Тебя снова отведут в темницу. Я не могу отменять указы лабарны. Пока не могу… Но, по крайней мере, до того, как он вернётся из похода, тебя никто не посмеет казнить. Я позабочусь об этом, а также о том, что бы тебя хорошо содержали.

Когда слуги затворили дверь за Алаксанду, Кали сделала знак служанке, прятавшейся за занавесом. Та бесшумно вышла и поклонилась.

— Суммири, отправь посыльного к чашнику Хантили. Я передам ему важную весть.

Глава 15. Бегство

Ночью, лёжа на охапке сухой соломы, прикрытой шкурой, присланной царицей, Алаксанду смотрел на маленькое тюремное окошко, мерцавшее в темноте. Он думал об Асму-Никаль. Рядом с ним стоял глиняный горшок с остатками воды и кусок ячменной лепёшки. Настойчиво противясь унынию, он приподнялся и стал пить, стараясь запомнить вкус каждого глотка. Питьё горчило.

В крошечное окно мрачной царской темницы, куда заточали лишь на безумие или смерть, бесстрасно смотрела бледная луна. Звёздное небо было тем же, что и в те ночи, когда он был счастлив и полон надежд. Но всё-таки оно было не таким. Этой ночью оно было чёрным, будто изъявлённым множеством звёзд, чужим и холодным, похожим на бездну, Страну-Без-Возврата. Он был молод и не совсем не хотел встречаться ни с Лельвани, ни с Аидом. И хотя, казалось, что он остался совершенно один и был обречён, надежда на спасение всё же не покидала его сердце, и он знал, что это Асму-Никаль посылает ему весточку. Мысленно он пытался преодолеть неприступные крепостные стены с жуткими зубцами башен, отправляя Асму-Никаль послание за посланием. Между тем, обрывок чёрного неба в окошке под самым потолком рос, наваливался на него, давил, словно поглащая, становился больше, больше, потом стал огромным и поглотил его совсем.

Алаксанду заснул, и ему снилась Асму-Никаль, одетая в пурпурные одежды, верхом на чёрном коне, с сияющим мечом в руке. Она что-то говорила ему, но он не мог разобрать её слов. Он просто был рад её видеть, и безмерно удивлён воинственным видом возлюбленной.

Весь день Асму-Никаль бродила, будто во сне, не видела никого, не слушала ничьих речей, лишь громкий стук собственного сердца.

Наконец, когда тени деревьев вытянулись к востоку, в воротах появился мальчишка, торговец засахаренными фруктами. Это был посланец Тасмиса.

— Завтра на рассвете, за Львиными воротами, — шепнул он ей, запустив руку в корзину и отломив пригоршню фиников, от жары слипшихся в клейкую сладкую массу.

Она была тверда в своём намерении бежать с Алаксанду. Единственное, что разделяло их сейчас — это наступающая ночь. Придётся ждать до рассвета.

Не прося Субиру помочь, она сама собрала то немногое, что могло понадобиться ей в пути.

«Потом, всё потом, — говорила она себе. — Сейчас главное — бежать, спасать Алаксанду, пока не вернулся из похода царь Мурсили. Если поход будет удачным, может быть, он и помилует его? А если нет? Мы не можем рисковать. Тем более, что теперь приходиться опасаться и Харапсили с колдуном».

Жрица легла, не снимая одежды, и заставила себя заснуть. А в последний час перед рассветом она пробудилась и стала собираться в дальнюю дорогу, такую дальнюю, что не могла даже вообразить.

Этот путь пройдёт через время и пространство, где и когда он окончится, она и не подозревала. Она видела столь далёкие страны и века, что почти теряла сознание от этих видений. Лишь одна путеводная звезда была у неё сейчас перед внутренним взором — её любовь. Любовь, способная выдержать всё это. Именно она и давала ей, юной хеттеянке, силы подняться и покинуть отчий дом, родную Хаттусу. Этой последней в отцовском доме ночью она видела много знаков, о которых поразмышляет потом, когда опасность минует. Теперь же у неё одна главная задача — спасти Алаксанду.

Привратник беспрепятственно выпустил её. Девушка, едва дыша от волнения, вышла в ворота и, не оглядываясь назад, покинула отчий дом навсегда.

Асму-Никаль в последний раз бежала по улицам родной Хаттусы к Львиным воротам, что на западе города, туда, где будут ждать её Истапари, Тасмис и Алаксанду, если его удастся спасти. Девушка задыхалась, почти не чуяла ног, и всё быстрее летела по улицам, освещённым уже поднимающимся оранжевым рассветным солнцем.