Посох Богов - [33]

— Отойди! — приказала она колдуну голосом, подобным звукам труб, возвещающим со стен царского дворца о начале войны. В наступившей тишине эхо собственного голоса испугало её.

Жрица видела, что колдун ошеломлён, так же как и Харапсили, готовая отступить. Потрясённые, смотрели они на сияющую Асму-Никаль.

Асму-Никаль подняла левую руку, она чувствовала, что ей достаточно одного движения, что бы уничтожить обоих. Она раскрыла ладонь и направила в сторону колдуна сгусток своей несокрушимой силы. Яркий луч поразил колдуна в грудь и отбросил его в дальний угол зала. Тело глухо ударилось о стену и упало на пол. Чёрный нож выпал из его рук и с протяжным звоном отскочил к ногам Харапсили.

Та стояла, дрожа от страха и ярости.

— Ты не получишь его!! — закричала взбешённая Харапсили. Она молниеносно наклонилась, и, схватив кинжал, бросилась к жертвеннику, к неподвижному Алаксанду.

Асму-Никаль разгадала её намерение чуть раньше. Она направила Жезл в сторону своей соперницы. Она уже не чувствовала пальцев — с такой силой она сжимала его. Начертанные на его каменном тёмно-синем теле серебристые знаки мерцали.

Низкий гул прокатился под сводами храма.

Она была ещё так неопытна. Она ещё не знала всей силы Жезла Владычества, поэтому испугалась сама, и разжала пальцы. Жезл выпал из её руки. Внезапно вспыхнувший свет ослепил Асму-Никаль, лишив на мгновенье зрения и слуха.

Она зажмурилась от резкой боли.

Когда Асму-Никаль открыла глаза, Харапсили рядом не было.

Силы оставили жрицу. Руки дрожали. С трудом ей удавалось держаться на ослабевших ногах и не упасть.

В светильниках медленно мерк умирающий свет, но глаза видели ясно и отчётливо, её возлюбленный по-прежнему в беспамятстве лежал на жертвенном столе. На дрожащих ногах она пошла к Алаксанду.

Она звала его, обращаясь прямо к его сердцу:

— Алаксанду! Алаксанду! Вернись ко мне, мой возлюбленный!

Юноша был смертельно бледен и казался окаменевшим, но Асму-Никаль знала, что он жив. Она припала к его груди, пытаясь добраться до сердца поэта, вернуть его себе. И — Асму-Никаль не была бы Асму-Никаль — он поднял тяжёлые веки.

Она склонилась над ним. Её лицо было первым, что увидел поэт, вернувшись из того кромешного мрака, куда его отправил колдун. Бледные губы дрогнули и произнесли:

— Моя госпожа…

Голос Алаксанду звучал монотонно и безжизненно, бледными губами он бормотал что-то путаное, какой-то бессвязный лепет.

Асму-Никаль схватила его мертвенно холодную руку и быстро заговорила:

— Мой Алаксанду, это я, Асму-Никаль. Вставай, пойдём скорее, я отведу тебя домой.

— Моя госпожа Асму-Никаль, — покорно повторил Алаксанду.

* * *

Когда зрение и слух вернулись к Харапсили, она обнаружила себя лежащей возле одного из боковых выходов. Она с трудом приподняла голову и увидела, что ни Асму-Никаль, ни Алаксанду в храме нет. Лишь огонь, догорая, хищно потрескивал в светильниках. Его коптящее пламя сильно нагрело воздух в храмовом зале. В святилище было душно, под его сводами висела глухая тишина.

Она тяжело поднялась. Всё тело ныло, голова раскалывалась, веки были тяжелыми.

Харапсили оглядела святилище. У дальней стены лежал Гахидджиби.

Зрелище было жалким, и к Харапсили вернулись злость и ярость. Глупый неумелый колдун! Разве можно на такого положиться!

Она сделала шаг, чтобы покинуть это место, место, где она потерпела полный крах. Под ногами что-то звякнуло. Харапсили наклонилась и увидела ритуальный нож Гахидджиби.

«Что ж, мой маленький боевой трофей», — подумала она, поднимая его. — «Ты мне ещё пригодишься».

И нырнула в узкий коридор.

* * *

Гахидджиби открыл глаза и застыл от ужаса.

Он лежал на холодном полу, а прямо на него, выпучив красные глаза и разинув окрававленную пасть, смотрело чудовище. Колдун окаменел. Глаза чудовища то загорались, то гасли. Плохо понимая, что это за мерзкая тварь, чудовище Иллуйанки или кто-то из обитателей нижнего мира, Гахидджиби попытался отползти в сторону. В панике, ища пути к бегству, он повернул голову и увидел пустой жертвенный стол, статую Лельвани, догорающий огонь в четырех светильниках, и колышущиеся на стенах тени.

Он всё вспомнил.

Он вспомнил, где он, и что произошло. Вспомнил, как проводил ритуал над Алаксанду, как появилась Асму-Никаль… Мысль о Харапсили вспыхнула внезапно, вызвав короткий укол в самом сердце.

Он с трудом поднялся. Всё тело пронизывала боль. Шатаясь и держась за стены, он пошёл по коридору, негромко произнося имя возлюбленной:

— Харапсили! Харапсили!

Но вероломная красавица оставила его.

Что же ей оставалось делать, если он, как последнее ничтожество, не смог выполнить своё обещание. Гахидджиби с горечью признал, что потерпел поражение.

Асму-Никаль!

Колдун вспомнил о таинственном предмете в руке жрицы. Несомненно, это тот самый Посох Богов, о котором ему рассказывал Аушпия. Могучее оружие, с помощью которого воевали цари древности. И не было равных тому, кто обладал этим оружием. Всё было именно так, как говорилось в предании об отшельнике Васиште, рассказанном его учителем — невероятный свет, невидимая стена и огненные стрелы. Он знал наизусть слова древнего трактата: