Пособник - [60]

Энди кивает. Он посасывает лагер из своей банки и смотрит на меня поверх нее.

— Я голосовал за тори, — спокойно говорит он.

— Энди! — кричу я в ужасе, почти в отчаянии.

— Шоковая терапия. — Он ухмыляется — скорее Уильяму, чем мне.

— Как ты мог?! — Я трясу головой и передаю самокрутку Уильяму.

У Энди нарочито задумчивый вид.

— Думаю, на меня тот плакат повлиял. Не знаю уж, видели ли вы его: «Лейбористы не справляются» — гласил он. Великолепный политический плакат: лаконичный, запоминающийся, эффективный, даже в некоторой степени остроумный. У меня в комнате в Сент-Энди висит такой. Ты его видел, Уильям?

Уильям кивает, глядя на меня и улыбаясь. Я стараюсь реагировать не слишком бурно, но это нелегко.

— Охеренно смешно, Энди, — говорю я.

Энди смотрит на меня.

— Ах, Камерон, Камерон. — Голос у него срывается — то ли от сочувствия, то ли от раздражения. — Что было, то было. Так что смирись. Все еще может кончиться намного лучше, чем ты надеялся.

— Иди в жопу, расскажи это лучше безработным, — говорю я, направляясь на кухню. Я останавливаюсь. — Эй вы, прихвостни тори, пиво будете?

Я лежу без сна в своей комнате студенческой квартиры этажом ниже Уильяма и Ивонны. Принял немного спида — приятель один по случаю предложил — и теперь не могу уснуть. В животе тоже слегка крутит, наверное, было слишком много водки с лимонадом, да и пунш на вечеринке был злющий. Моя квартира выходит окнами на противоположную от квартиры Ивонны и Уильяма сторону — за дорожкой и лужками старая стена поместья, а еще дальше высокие старые деревья на гребне горы. Окно открыто, и я слышу, как ветер свистит в ветвях. Скоро начнет светать. Я слышу, как входная дверь квартиры открывается и закрывается, а несколько секунд спустя открывается дверь в мою комнату. Мое сердце начинает бешено колотиться. Темная фигура встает на колени рядом с моей кроватью, и я чувствую запах духов.

— Камерон? — тихо говорит она.

— Ивонна? — шепчу я.

Она засовывает руку мне под затылок и прижимается своими губами к моим. Поцелуй в самом разгаре, а мне в голову приходит мысль, что я сплю, но я тут же понимаю — нет, это не сон. Я кладу руку ей на шею сзади, потом спускаю на плечо. Она скидывает свой халатик и ныряет ко мне в маленькую односпальную кровать — теплая, нагая и уже сочащаяся влагой.

Она занимается любовью быстро, резко, почти беззвучно. Я тоже стараюсь не шуметь и кончаю не слишком быстро — перед этим я наскоро, потихоньку отдрочил. Кончая, она издает короткий отрывистый звук, словно чирикнула, и потом впивается зубами мне в плечо. Довольно больно. Она лежит на мне, тяжело дышит, несколько минут ее голова покоится на моем плече, затем начинает двигаться, приподнимается — и я выскальзываю из нее; ее твердые маленькие соски скользят по моей груди. Она прижимает губы к моему уху.

— Использовала тебя, Камерон, — еле слышно шепчет она.

— Ничего, — шепчу я. — Я человек не таких уж строгих моральных устоев.

— Уильям слишком много выпил; заснул, когда останавливаться уже было нельзя.

— Понятно. Я в любое время.

— Ммм. Этого ничего не было, хорошо?

— Все останется в этих четырех стенах.

Она целует меня и идет к выходу, накидывая свой халатик, дверь за ней со щелчком закрывается.

Из соседней комнаты доносится тихий храп — один из моих товарищей по квартире. Единственная дополнительная звукоизоляция на фанерной перегородке, разделяющей наши комнаты, — это два слоя краски, поэтому, наверное, Ивонна и вела себя так тихо.

Я поднимаю голову и бросаю взгляд на пол в изножье кровати, где, свернувшись в спальном мешке, невидимый в тени, лежит Энди — поэтому я тоже вел себя тихо.

— Энди? — тихо шепчу я в надежде, что он все это проспал.

— Ну и везет тебе, сукин ты сын, — говорит он нормальным голосом.

Я лежу на кровати и беззвучно смеюсь.

Я чувствую кровь у себя на плече — там, где ее зубы вспороли мою кожу.

Еще одно утро, еще одно собеседование, допрос, болтовня…

Я сижу на сером пластиковом стуле в лишенной всяческих примет комнате с Макданном и полицейским из уэльского отдела; здоровенный светловолосый рябой парень в облегающем сером костюме; у него шея игрока в регби, стальные глаза и огромные руки, которые он сложил на столе, — ни дать ни взять, дубинки из костей и плоти.

Макданн прищуривается. Он все так же засасывает слюну через стиснутые зубы.

— Что у тебя с глазами, Камерон?

Я сглатываю, тяжело вздыхаю и поднимаю на него глаза.

— Я плакал, — говорю я.

На его лице удивление. Громила уэльсец смотрит в сторону.

— Плакал? — говорит Макданн, его темное тяжелое лицо хмурится.

Я глубоко вздыхаю, стараясь взять себя в руки.

— Вы сказали, что Энди мертв. Энди Гулд. Он был моим лучшим другом. Он был моим лучшим другом, и я не… ни хера я не убивал его, понятно?

Макданн смотрит на меня так, будто он немного озадачен. Уэльсец поднимает на меня твердый взгляд, словно собирается воспользоваться моей головой как мячом для игры в регби.

Еще один глубокий вздох.

— И я скорбел о нем, — еще один вздох. — Это не запрещается?

Макданн кивает медленно, легонько — взгляд где-то далеко, словно он кивает совершенно не тому, что я ему сейчас сказал, и вообще не слышал ни одного моего слова.