Посмотреть в послезавтра - [9]

Я быстро вернулся с табуреткой, сел с ней рядом. Она начала плести из травы что-то похожее на венок, потом запела тоненьким голоском:

Ты трава моя, травинушка, табе в гости позвала.

Дай мне силу, силу-силушку, не хворать мне никогда.

Ты лечи меня, лечи, всю хворобу изгони

С ветром, с пеплом улетай, говорю табе «прощай».

Венок был сплетен.

– Ловко Вы с ним справились.

– Ловко, Володя, брешут люди, а я плету быстро, сызмальства приучена. Тетка научила всяму, Царствие ей небесное.

Авдотья перекрестилась, повесила венок на гвоздь и накрыла марлей.

– Накрываете от мух?

– От людского взгляда, помирает, нечаво всем пялиться, как увядат она.

– Так трава у Вас тоже одушевленная?

– Все, что растет, – все живое!

– Интересно Вы трактуете.

– Трактуеть машина у Степаныча в колгоспе, больше помнёть, чем соберёть.

– Так легче же народу стало с техникой жить?

– Не знаю, не работала с машинами. Тольки знаю одно: вонь от них. Раньше люди все руками делали, душу вкладывали. А кака у машины душа? Не едал ты настоящего хлеба…

– А мне и этот нравится.

– Конешно, нравится, потому как другого не кушал. Ладно, Володя, обедать пора.

Мы вернулись на кухню, она достала чугунок из печи и поставила на стол. В алюминиевые тарелки посыпалась перловая каша.

– Мне много не кладите. Терпеть не могу перловку с детства, – проворчал про себя. Она молча добавила топленого масла и принялась есть. Попробовал пару ложек. Каша мне, на удивление, понравилась, через пару минут тарелка опустела. Попросил добавки.

– То-то же, у нас крупа вкуснее, чем ваша.

Я кивнул, дал ей молчаливое согласие. Съел еще несколько пирожков, запил молоком, и мой желудок насытился. Надо было привезти с собой пару банок тушенки, Авдотья, по всей видимости, мяса не ест. С другой стороны, пара разгрузочных дней для организма не помешает.

– Спасибо, было очень вкусно. Авдотья Лукинична, что у Вас в банках хранится?

– Порошки от хвороб всяких.

– Как Вы можете различить их, ведь некоторые из них почти одинаковые по цвету?

– Смешливый ты, Володя, неужто не понимаш? Кот Васька помогает различать.

Эта глупая шутка меня рассмешила. Авдотья не смеялась.

– Я ж табе давеча сказывала, слаба умом с детства, вот и лечу сама сабе. Дохторов у нас нету.

– Не замечал я за Вами этой болезни.

– Видела, Володя, твои глаза, когда я табе про яблоньку рассказывала. Табе со стороны не видно, а мои глаза не обманешь. Ты иди, прогуляйся, а я пока посуду соберу.

На часах было ровно три. Вышел во двор, и меня потянуло к яблоне. «Ну привет, как ты здесь?». Ветки слегка шевельнулись. Ветра не было. Вот это да! Наверняка показалось. Авдотья внушила мне про все живое, вот и стало мерещиться. Подошел к ней и обнял за ствол. Голова закружилась, я отпрянул в сторону и застыл на месте; на мгновение мне показалось, что не могу двигаться, ощутил смесь страха и безволия. Звон из будки привел мое тело и мысли в движение. «Надо возвращаться, пока не начались новые приключения».

Вошел в дом и пожаловался Авдотье на недомогание.

– Ничаво, ничаво, поправишься. Свежий воздух душу омывает, поэтому голова кружится. Ты присядь.

Авдотья подошла к окну, открыла форточку. Налила в ковш воду, подошла к полке, взяла три банки, поставила на стол, по щепотке бросила из каждой банки в ковш, подошла ко мне.

– Посмотри в водицу, – командным голосом произнесла. Я посмотрел на красного цвета воду, она намочила полотенце и положила мне на голову. Придерживая компресс рукой, Авдотья зашептала на тарабарском языке, с шепота перешла на шипение, отложила в сторону полотенце, потом как будто что-то сгребала с головы в кулак, подносила руку к форточке и что-то якобы выбрасывала. Так произвела три раза манипуляцию с форточкой, потом хлопнула меня по плечам, я от неожиданности вздрогнул и почувствовал прилив сил.

– Ты иди сейчас, приляг. Я табе разбужу, когда нужно.

Она проводила меня до кровати, я плюхнулся в одежде и сразу отключился. Снилась мне шепчущая трава, яблоня, манящая к себе ветками и все время приговаривающая: «Ты обними меня, не бойся, Володенька, не бросай меня одинокую, сироту несчастную».

– Володя! Володя!

Я открыл глаза. Авдотья стояла и махала руками.

– Не добудишься табе. Ужинать пора!

– Вы извините меня, в одежде заснул.

– Ничаво, милок, твое тело – твоя одежа, своим не запачкашь.

Авдотья вышла, а я, понежившись еще пару минут, поднялся и пошел умываться. Уже начинало смеркаться, часы показывали начало седьмого. Приободрившись водой из умывальника, сел за стол в ожидании ужина. Авдотья зажгла лампадку, и комната осветилась.

– Будем чай пить с сухариками и земляничным вареньем. Я на ночь ничаво тяжелого не кушаю. Если ты хошь, кашку подогрею табе.

– Спасибо, я как Вы.

Отпил глоток чая, горячая жидкость попала в желудок, затем хлынула в голову.

– Чай у вас отменный.

– Ты кушай, кушай, не перехвали. Завтра на работу табе, сил набирайся, с Федькой езда – это дополнительный надвесок к работе, да еще домой вертаться.

РАССКАЗ АВДОТЬИ

– Авдотья Лукинична, Вы когда-нибудь выезжали с подворья?

– Конешно, а ты как думал? Ездили на пару с Ленькой, пока звезда не упала.

– Какая звезда?

– Кобылка была у Леньки: черного окрасу, на лбу белое пятно, на звезду схожая. Так он ее и прозвал. Хвороба схватила кобылку. Ленька, дурак, решил побаловать лошадку, угостил ее мармеладками из сельмага. Как тольки слизнула с ладони угощение, так через ночь и сгинула божья тварь. Лишил, балда, нас транспорту. Так хорошо было, мы на ней до колгоспа ездили, скуплялися в сельмаге, там и тракторы видала, и всякой безобразии вдоволь насмотрелася. Слава табе, Господи, – она три раза перекрестилась. – Отвел меня Господь от этого антихриста-колгоспа.