Посмертный образ - [48]

В Москве она стала понемногу успокаиваться. Приступ больше не повторялся, галлюцинации не возвращались, и Алина почувствовала себя увереннее. А потом был рабочий просмотр отснятого материала. Запустили пленку с эпизодом на пляже, сначала первый дубль, потом второй. И во весь экран снова возникло это жуткое лицо с родимым пятном и страшными глазами. Алина стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Опять! Опять это случилось!

Но она была слишком сильной и трезвомыслящей, чтобы сдаться без боя. Медленно оглядела зал. Да, в нем все так, как и должно быть, все сидят на тех же местах, ни у кого не выросло по две головы или по пять рук. Значит, она не больна, значит, это не галлюцинация. Псих действительно был там, на пляже. И попал в кадр.

Она решила проверить сама себя, она никогда не была паникершей и всегда билась до последнего. Она попросила механика повторить второй дубль. Андрей глянул удивленно, но просьбу поддержал. К нему, по счастью, присоединились и остальные сидящие в зале.

– Конечно, давайте посмотрим еще раз! Это бесподобно! Этот кадр войдет в анналы мирового кинематографа!

Снова засветился экран. На этот раз Алина старалась контролировать себя, не терять самообладания. И опять увидела Психа. Он лишь мелькнул в череде лиц, мелькнул на короткое мгновение, но она его узнала безошибочно. Она слишком хорошо знала это лицо, чтобы не узнать его даже через тысячу лет.

Вернувшись домой, Алина попыталась спокойно все обдумать. И поздно вечером позвонила Смулову.

Глава 8

Стасов

Он приехал к Каменской около восьми утра, Короткова еще не было. Настя открыла ему дверь в джинсах и тонком свитере, бодрая и собранная. Но синева под глазами и запавшие щеки выдавали бессонную ночь. Стасов напряг память, вспоминая, сколько ей лет, кажется, хорошо за тридцать, ну да, конечно, раз она майор.

– Что за пожар? – спросил он, снимая куртку.

Настя позвонила ему в половине седьмого утра, и голос у нее был странный. Она попросила Стасова приехать к ней как можно скорее, но ничего толком не объяснила. Сказала только, что Коротков тоже приедет.

– Это не пожар, а скорее тихое помешательство, – скупо улыбнулась она. – Я сейчас буду вам рассказывать кое-что, а ваша задача – разгромить меня в пух и прах, наглядно объяснить мне, что я – дура и выдумщица.

– Интересное кино! – недовольно протянул Стасов. – У меня, между прочим, ребенок болеет, я хотел с утра в магазин сбегать, купить ей молока, чтобы с медом пила, и вкусное что-нибудь, а ты меня выдернула из дома – и для чего? Для того, чтобы я слушал какие-то глупости и потом объяснял тебе, что это действительно глупости? Ну знаешь ли, Анастасия!

Настя смутилась, глаза ее сердито сверкнули.

– Извини, пожалуйста, – сухо сказала она. – Ты мог бы сразу сказать мне об этом, когда я только позвонила. Я бы не настаивала.

Стасов почувствовал неловкость. Она права, она же не могла знать, что у Лили ангина. Зачем же он сейчас ее упрекает? В конце концов, даже если бы он купил это дурацкое молоко, Лиля все равно не стала бы его пить, она терпеть не может молочные продукты. Ей проще полоскать горло ядовитой смесью воды с йодом и солью, чем влить в себя хотя бы стакан молока или кефира.

Он хотел как-то смягчить свою резкость и начал подыскивать примиряющие слова, но в это время пришел Коротков, и вопрос сгладился сам собой. Юра явился веселый и полный сил, чмокнул Настю в щеку, скинул ботинки и сразу же прошлепал в одних носках на кухню. Было видно, что он бывал здесь часто и хорошо изучил привычки хозяйки – по утрам пить много кофе, непременно сидя на кухне.

– Ну что, Настасья? Очередной бред придумала? – спросил Коротков, доставая чашку и наливая себе чай. – Давай рассказывай, повесели старика.

Они уселись вокруг стола, заставленного чашками и тарелками, – Каменская, ожидая гостей, сумела преодолеть свою легендарную лень и приготовила обильный завтрак. Коротков с одобрением оглядел аппетитные гренки, желто-красно-зеленую яичницу с помидорами и луком, большую миску с кукурузными хлопьями и высокую картонную упаковку с молоком.

– О, вот это дело. Сразу видно, что ты вышла замуж и наконец взялась за ум, – поддел он.

– Убью, – спокойно пообещала Настя. – Значит, так, я буду рассказывать, а вы слушайте внимательно, только не кричите сразу, что я идиотка, а ищите аргументы «против». Ладно? Я сама понимаю, что это полный бред, но пока я с ним не разделаюсь, я не смогу думать ни о чем другом. Договорились?

– Многообещающе, – хмыкнул Стасов. – Начинай уже, не томи душу-то.

– Ладно, а вы ешьте. Вот скажите мне, что мы знаем об Алине Вазнис? Что она была очень скрытной, и даже самый близкий ей человек, Андрей Львович Смулов, признает, что за четыре года не сумел изучить ее как следует, до конца понять ее характер, ее душу. Верно? Дальше. Мы знаем, что она поступила не очень красиво по отношению к Зое Семенцовой, когда предала огласке истинные причины, по которым Смулов собирался снимать Зою в какой-то второстепенной роли. При этом она, мягко говоря, подставила и самого Смулова. Люди, работающие в «Сириусе», утверждают, что Андрей Львович был очень расстроен таким бестактным и жестоким поведением Алины. Что еще? Мы знаем, что она предпочитала действовать исподтишка, не ответила сразу на оскорбление, нанесенное ей женой Мазуркевича, а стала искать возможность связаться с отцом Ксении, банкиром Козыревым, который ставил свои денежные дотации «Сириусу» в прямую зависимость от способности самого Мазуркевича повлиять на разнузданную шлюху-жену и призвать ее к порядку. То бишь к приличному поведению. Пока все верно?