Послесловие к сборнику "Лунная ночь" - [4]

"Зато люди, равнодушные к математике, глухие к ней, всегда казались мне калеками! Они беднее на. целый мир - такой мир!.. Математическое построение - это безмерность, оно ведет куда хочет, будто человек создает его, а в сущности, лишь открывает ниспосланную неведомо откуда платоновскую идею, восторг и бездну, ибо чаще всего она ведет никуда..."

Но мир обычных людей, где конечные устремления его обитателей выражаются в категориях жизненного благополучия, а общим знаменателем, с которым соотносятся все побуждения и поступки, оказывается бестревожное, обеспеченное существование, - мир этот мстит за пренебрежение к нему, мстит метко и безжалостно. Всеми покинутым, в нищете и безвестности должен кончить свои дни профессор Мольнар. Его научный (и не только научный) оппонент Эгберг строит в горах первоклассную лечебницу, но и это тоже своеобразное бегство, подталкиваемое отчаянием и глухим, безнадежным ожиданием "на лестнице колючей разгадора б".

А мятущиеся анахореты от научных экспериментов, вышедшие из-под пера Адама Холланекв и спocoбные подчас воскресить, воссоздать наново и набело, чем устроить свою жизнь.

Впрочем, придирчивый критик, ревнитель литературного чистописания, вправе упрекнуть писателя за некоторое однообразие используемых приемов-ведь очень часто границей, которая разделяет два мира - мир "сей" и мир научных поисков, дерзких до обманчивой видимости умопомешательства экспериментирований, - выступают отношения героев с женщинами.

Действительно, даже среди включенных в настоящий сборник произведений лишь "Очко" противоречит подобной классификации. Все остальные с редкой убедительностью подтверждают ее. При этом "Его нельзя поджигать" выглядит даже менее показательным примером на фоне "Фаустерона". "Лазарь, воскресни!" или, скажем, "Любимого с Луны" и "Разлучил нас навсегда", где развитие событий происходит по схеме, главным элементом которой становится "любовный треугольник" или, в случае "Фаустерона", фигура с куда большим количеством углов. И, однако же, в этой кажущейся тривиальности сюжетной интриги обнаруживается известная логика, если вспомнить об уже упоминавшемся нами противостоянии двух миров. Писатель, не однажды уже возделывавший и детективную "почву" ("Преступления великого человека", "Княжна во Флоренции", то же "Разлучил вас навсегда"), устоял против искушения привлечь внимание читателей описанием и расследованием загадочных преступлений, введением в список действующих лиц неотразимо привлекательных молодцов с белозубой улыбкой и рельефно вылепленным торсом. Его герои вовсе не сильные и целеустремленные натуры, не примеры для подражания в затертом значении этих слов, а порой слабые, неуверенные, вечно сомневающиеся и комплексующие люди, для которых их "одна, но пламенная страсть", их религия - наука - не дает даже иллюзорного восполнения. И оттого-то, пожалуй, во всех этих нескладных и заведомо неравнобедренных треугольниках им достаются самые короткие стороны и самые острые углы. Их горький, но неизбежный удел, их крест-противопоставлять воплощенному благополучию, надежности, часто молодости и бьющей через край идеальной мужественности, олицетворяемым их удачливыми соперниками, свою систему ценностей, основанную на "томлении духа". В этом сравнении двух миров, двух противоположных по знаку первооснов бытия нет у них других козырей, выбранных из колоды житейского здравомыслия. Зато каждому из них, в отличие от их случайных антагонистов, достало душевных сил ступить на зыбкую почву новой вселенной, открыть для себя "пятое измерение" - измерение постоянного и безоглядного горения. В этом горении "пламенной страсти" каждый герой Адама Холланека "и поджег этот дом", а вместе с ним и мосты, соединявшие его с действительностью, в которой для того, чтобы живописать поведение людей, на первый случай и в первом приближении достаточно и поверхностного знакомства с элементарными законами механики.

Однако это только одна сторона дела. Другая заключается в ответе на вопрос, зачем писателям понадобилось воскрешать на страницах своих произведений давно и, казалось бы, безвозвратно забытого читателем поклонником научно-фантастической литературы образ "мэд сайентиста" полоумного ученого, слепленного из другого теста, чем все остальные люди. И заодно снижать описанием мелких житейских и бытовых неурядиц незамутненный суетной повседневностью образ пытливого исследователя и изобретателя, каким впервые предстал перед нами любой из прототипов героев Конрада Фиалковского и Адама Холланека, - например, жюльверновский капитан Немо, рыцарь национальноосвободительной борьбы и утонченного благородства, это воплощение дерзновенного человеческого ума, замыслившего вытянуть у самого скрытного и неразговорчивого Сфинкса - Природы ответы на все его загадки.

Что ж, пожалуй, несложно будет увидеть в образах неприкаянных и зачастую непризнанных гениев научнофантастический вариант реализации "производственной" темы или - следующая крайность - знаменитой камюсовской метафоры-антиномии "solitaire" - "solidaire". Но, думается, такое толкование лишь чуть проясняет истинные побуждения и цели обоих писателей.