Последняя Золушка - [37]

Внезапно я рассердился на самого себя сразу и за все: и за то, что приехал сюда, полный планов и намерений, а вместо этого занимаюсь чем попало — ужинаю и сплетничаю непонятно с кем, строю глазки девицам, которые, оказывается, на голову умнее меня и, небось, еще и насмехаются за моей спиной! Потом так же непонятно и вдруг заболеваю, а теперь еще и возжелал доктора своего! Высказывая свою сомнительную точку зрения на такую фигуру, как Пушкин! Где я, а где он?! Но остановиться я уже не мог:

— И во всем случившемся с гордостью нации принято винить его жену! Которая просто хотела быть счастливой и любимой, а вместо этого ей постоянно приходилось узнавать о новых романах благоверного! Да еще выслушивать попреки и выдерживать приступы его африканской ревности! И при этом бедняга вела дом и его дела, потому что он был попросту на это не способен, или же ленился, или то и другое вместе! И Наталья Николаевна не сидела в прелестной позе, сложив ручки на коленях, как на своих парадных портретах, а закладывала и перезакладывала имущество, унижалась перед лавочниками, считала медяки и ходила в затрапезе… И жила вовсе не в хоромах, а вместе с сестрами, и по ночам лежала в своей зачастую пустой и одинокой постели, думая не о балах, а о том, что долги растут как снежный ком, и что дрова снова вздорожали, а у детей, живущих в проходных комнатах, то душно, то сквозняки…

— Это что, правда? — недоверчиво спросила Кира. — Или вы… шутить изволите, как в этих ваших… сказках?

Неожиданно весь мой запал, а заодно и острое желание ее обнять куда-то пропали, я почувствовал усталость и пустоту… ничего больше. Была глубокая ночь, которой предшествовал длинный, бессодержательный и тяжелый день…

— Простите, — устало ответил я. — Но… это не шутка, не сказка… просто точка зрения. И… немного архивных изысканий. Я когда-то собирался написать большую работу по Пушкину… но не срослось. Вместо этого я выдумал Макса и забросил науку. А потом… потом Макс уже не выпустил меня, сожрал с потрохами. А шучу… шучу я только с этими… у меня под началом, знаете ли, целых девять Золушек! И еще Серый Волк и Золотая Рыбка. Я сам предложил им назваться героями сказок — и вот что из этого вышло. Особенно мне повезло с Золушками. Вот уж не думал, что так получится! До сих пор иногда путаюсь, какая из них под каким номером! И мучаюсь проблемами идентификации!

— Бедняга! — сказала она с насмешкой. — Ну, я, наверное, пойду? Лев…

— Просто Лев, — быстро сказал я. — Хотя мне, наверное, при таком обилии сказочных персонажей надлежало бы назваться как-то соответственно. Например, Трусливый Лев — это, если помните, из «Волшебника Изумрудного города»… Хотя сказочка эта краденая, и персонаж краденый, и мой Макс тоже отчасти не мой… сборная солянка!.. — Я поморщился словно от зубной боли.

— Не нужно так! — тихо промолвила она и взяла меня за руку. — Не нужно так… Лев… не Трусливый Лев, нет. Вы не похожи на труса… и наверняка вы не трус. Просто вас что-то мучает… я вижу.

— Все мы сами себя мучаем! — бросил я сумрачно.

Очарование вечера исчезло. За окнами была непроглядная тьма, вязкая, чернильная, как и в моей душе. Я сидел в чужой комнате — комнате без лица, без привычного мною всегда и везде устраиваемого беспорядка, без своих книг, безделушек, сувениров — безо всех тех вещей, житейского хлама, который копится вокруг как сор, как некая пена, но который почему-то необходим и без которого неуютно, хотя и можно обойтись, взяв с собой всего две сумки действительно нужного, как я и сделал.

Я сидел, полностью опустошенный и растерянный, и она, эта женщина, нисколько не похожая на идеализируемую мной мертвую, но одновременно вечно живую красавицу, однако такая же притягательная, все еще держала меня за руку.

Я знал, что мне нужно попросить о чем-то: ее или же судьбу? — то невидимое, странное, но все же присутствовавшее за окном, в черном непроницаемом небе, которое уже скоро опять станет синим… — и все страхи уйдут. И она уйдет… и я упущу свой момент, и ничего, ничего не сбудется… из того, что могло бы.

Мир номер три. Вымысел. Правильные формулировки

— Просить не умеют, а туда же! — неожиданно сердито и даже как-то злобно пробулькала Рыбка. — А потом я им во всем виновата! Просюны!

— Это как? — опешила Красная Шапка.

— А так! Фор-му-ли-ро-вать надо! Правильно! Мысль! Просьбу! А не слухи распускать, что от меня стало только хуже!

— Это ты про кого? — осторожно спросила девчонка, которая частенько выслушивала в свой адрес нелицеприятное: мол, глупа как пробка, только и умеет, что песенки петь, да и те только в полкуплета — остальное ла-ла-ла!

— Да про кого ни возьми! — Рыбка хотела было сказать, что Шапка и сама не запрашивает ничего путного, но вовремя придержала обидные слова: как-никак тут ее кормили от пуза, чешуя так и сверкала, да и вода была что надо — морская, с нужной процентовкой соли. Красная откуда-то раздобыла справочники по рыбоводству и даже интерьер ей соорудила — цементный замок и пластиковые водоросли. — Ну, ты тут ни при чем, — Золотая шевельнула хвостом, — но вот некоторые! Я до тебя много где жила, некоторым и сама рада была помочь, потому как непруха ну просто хроническая! Смотришь на такого и думаешь: да ты попроси! Попроси! Все для тебя сделаю! Хочешь клад, или там принцессу какую расколдовать, или хоть тыкву вырастить огромную, на первый приз, — нет! Станут возле меня, уставятся в одну точку и бормочут: жизнь — дерьмо, соседи — сволочи, жена — изменяет… А мне что прикажешь делать? Исполняю!