Последняя женщина в его жизни. Приятное и уединенное место - [69]

— Ничего, — отмахнулся мультимиллионер. — Как видите, он пьян, инспектор Квин. Думаю, вам лучше отложить разговор на другое время.

— Нет, сэр, я расспрошу его теперь, если вы не возражаете. — Инспектор склонился над плачущим человеком: — Вы меня помните, мистер Импортунато?

Марко что-то буркнул.

— Вы знаете, кто я?

— Конечно, знаю, — брюзгливо, но неожиданно четко отозвался Марко. — Вы коп, инспектор какой-то там.

— Квин. А это Эллери Квин, мой сын. Простите, что заставили вас ждать весь день…

— Чертовски верно. Слышишь, Нино? Вот почему я надрызгался. Ждал их проклятых вопросов и не мог ни о чем думать, кроме как о бедном старине Джулио. Ведь он никогда и мухи не обидел. Верни мне мой стакан.

— С тебя хватит, Марко, — сказал его брат.

Марко встал и шагнул к стакану, но Импортуна преградил ему дорогу, и тот снова начал всхлипывать.

— Что вы надеетесь вытянуть из него в таком состоянии? — обратился Импортуна к инспектору.

— Кто знает? Я не могу ждать, когда он протрезвеет.

— Но что он может знать о смерти Джулио?

— Это я и должен выяснить, мистер Импортуна.

Эллери воспользовался возможностью как следует рассмотреть человека в трико. Если Нино был крепким и приземистым, а Джулио — крупным и мягкотелым, то средний брат — тощим, хлипким и выглядел почти чахоточным. Его оливковая кожа казалась поблекшей, словно долго не видела солнца. Вокруг рта и налитых кровью глаз виднелись глубокие морщины.

Очевидно, Марко Импортуна был невротиком, целиком зависящим от старшего брата. Глядя на его желтоватое худощавое лицо, выражающее горе и страх, Эллери поймал себя на мысли об испуганном ребенке, цепляющемся за ноги отца. Конечно, это был поверхностный и потому ненадежный анализ, но подобные отношения встречались нередко. Переведя взгляд на старшего брата, Эллери увидел на его массивном лице легкое презрение. Это также казалось естественным. Нино Импортуна не принадлежал к людям, которые уважают слабость, особенно в своих родственниках.

Импортуна подал знак Эннису, и секретарь снова подбежал, чтобы помочь усадить Марко на стул. Потом Нино отошел к бару, вылил большую часть содержимого стакана в раковину и принес брату остаток. Марко сделал судорожный глоток и кивнул, когда Импортуна шепнул ему что-то.

— Теперь он может говорить, — сказал мультимиллионер и унес стакан.

— Мистер Импортунато, — начал инспектор Квин, — вы помните, как вам сегодня утром показывали золотую пуговицу с рисунком в виде якорей и тросов и монограммой «МИ»?

— Пуговицу? — пробормотал Марко.

— Старший инспектор Мэки из полиции Северного Манхэттена показал ее вам, мистер Импортунато, и вы опознали в ней принадлежащую вам. Помните это?

— Конечно помню. Оторвалась от моего морского кителя. Я так ему и сказал. Симпатичный старикан, только изо рта у него скверно пахнет. Кто-нибудь из друзей должен его предупредить…

— Марко, — остановил его старший брат.

— Si. Si bene,[97] Нино.

— Вы знаете, где нашли вашу пуговицу?

Голова Марко качнулась.

— Ее нашли на полу библиотеки вашего брата Джулио.

— Неужели?

— Можете объяснить, как она туда попала, мистер Импортунато? И когда?

Марко быстро заморгал.

Инспектор Квин подошел к батуту, придвинул его ближе к стулу, сел и дружелюбно постучал по волосатому колену человека в трико.

— Я собираюсь нарушить одно из правил полицейского опроса, Марко, — не возражаете, если я буду вас так называть? — и сообщить вам, что еще мы обнаружили. Вы меня слушаете, Марко?

— Si. Я хотел сказать «да».

— Сначала мы подумали, что это вы дрались с Джулио, и он оторвал пуговицу от вашей куртки.

Марко энергично замотал головой.

— Но при более внимательном обследовании мы увидели, что пуговицу не оторвали, а отрезали — вероятно, ножницами. Поэтому мы решили, что кто-то пытался ложно обвинить вас в убийстве брата. Вы меня понимаете?

— Конечно, понимаю, — с достоинством ответил Марко. — И знаете, что я вам скажу? Это не-ле-по!

— Что вы имеете в виду?

— Я могу сообщить вам, кто отрезал пуговицу от моей куртки.

— Ну и кто же?

— Я.

— Вы?

— Чик-чик — и как не бывало. Собственными ножницами. Она еле держалась, а я не хотел ее терять. Все-таки золото. Импортунато — бережливый клан. Не то чтобы у famiglia[98] был выбор. Нельзя разбрасываться тем, чего нет, верно, Нино?

Марко ухмыльнулся, повернувшись к брату, но Импортуна не улыбнулся в ответ.

— Когда это произошло, мистер Импортунато? — спросил Эллери. — Когда вы отрезали пуговицу от вашего кителя?

— Не знаю. Какой сегодня день? Да, вчера. Не было случая приказать Тебальдо пришить ее.

— Тебальдо?

— Его слуга, — объяснил Импортуна.

— И что вы сделали с пуговицей, мистер Импортунато?

— Что сделал? — обиженным тоном переспросил мужчина в трико. — Положил в карман — вот что. Скажите еще раз, кто вы.

— Моя фамилия Квин. В карман чего? Того же кителя?

— Да, сэр. Si, capitano mio.[99]

— Где сейчас китель, папа? Очевидно, его забрали эксперты?

— В лаборатории.

— Мне надо было осмотреть его, прежде чем мы отправились сюда. Мистер Импортуна, откуда я мог бы позвонить?

— В спальне брата есть телефон.

— Вы позволите, мистер Импортунато?

— Звоните хоть в Токио, — дружелюбно отмахнулся Марко.