Последняя женщина в его жизни. Приятное и уединенное место - [54]

По спине курильщика забегали мурашки.

Неужели Нино узнал?..

Бог все узнал, и теперь наступил Судный день…

Высокий мужчина выбил трубку о парапет и наблюдал за разлетающимися искрами, когда неприятный голос произнес слово «сэр» таким тоном, словно оно обозначало непристойность. Он повернулся, вопросительно приподняв брови. Это был Крамп — слуга Нино с украшенной бакенбардами физиономией, который впустил его в пентхаус. Крамп был одним из немногих английских дворецких, остававшихся на Манхэттене, и обладал свойственным его породе шестым чувством.

— Мистер Импортуна сейчас примет вас, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.

Высокий мужчина двинулся за слугой, стараясь не смотреть на его лакейскую спину и думая о том, насколько больше расписанный фресками потолок, арабески стен, великолепный мраморный камин и окна, наводящие на мысль о готическом соборе, подошли бы ему, чем Импортуне. Но мысль была подобна табачным искрам. Он никогда не мог полностью смириться с отсутствием таланта делать такие деньги, какими располагал Импортуна (а сколько людей им обладало?), но не позволял этому факту препятствовать привычному стилю его жизни. В конце концов, он умел извлекать лучшее из тех возможностей, которые жизнь предоставляла ему.

Крамп скользнул перед ним к порогу святая святых, шагнул в сторону и исчез, словно пройдя сквозь плотную стену. Высокий мужчина мог бы поклясться, что перед этим он многозначительно подмигнул.

В кабинете, за флорентийским папским столом, действительно некогда принадлежавшим Медичи, восседал сам понтифик. Нино Импортуна, приземистый человек, чье широкое и мясистое тело было вскормлено крестьянскими генами и пиццей, являл собой вполне ординарный южноитальянский тип. Но его массивную голову никак нельзя было назвать ординарной. Нос торчал на лице как бушприт. Маленький рот казался женственно мягким, но это впечатление было обманчивым. Когда он улыбался, обнажая большие белые зубы, что бывало редко, мягкость приобретала некий ужасающий оттенок. Оливковая кожа на гладко выбритых щеках и подбородке хорошо сочеталась с тусклым поблескиванием черных крашеных волос. Но глаза цвета мутного, застоявшегося кофе под густыми черными бровями придавали лицу властное выражение. Взгляд этих глаз почти всегда был враждебным — в нем отсутствовали тепло, любовь, даже человечность.

Сейчас глаза были устремлены на высокого мужчину, наполовину скрываясь под веками, а руки подпирали подбородок в дюреровской манере. Но индустриальный гений империи Импортуны отнюдь не молился, и посетителю его взгляд казался не усталым, а настороженным.

Дело наверняка было плохо…

— Entrate pure.[61] — Как обычно, по низкому итало-американскому голосу было невозможно судить о настроении его обладателя. Хотя, возможно, сегодня он звучал громче на несколько децибел. Импортуна указал на стул.

Высокий мужчина послушно подошел и сел. Стул был приземистым, как сам Импортуна, с резьбой, словно намеренно делавшей его неудобным. Нино называл эту комнату своим логовом, что было недалеко от истины. Лишенное окон помещение освещалось тусклым светом и одурманивало запахами дешевых сигар, крема для бритья по десять долларов за унцию и краски для волос. Не хватало только запаха засохшей крови былых жертв.

Высокий мужчина улыбнулся своим мыслям.

— Вы сегодня счастливы? — осведомился Импортуна.

— Прошу прощения?

— Вы улыбаетесь. Недавно наслаждались женщиной?

— Напротив, Нино. Я пришел прямо из офиса, как только мне передали ваш вызов.

— Тогда чему вы улыбаетесь?

Ох уж эта знаменитая техника Импортуны!..

— Ничему, Нино. — Столь же знаменитая техника наемного служащего. — Просто кое-что мелькнуло у меня в голове.

— Шутка?

— Нет… Хотя, пожалуй, да. В некотором роде.

— Тогда поделитесь ею со мной, amico. Сегодня я хотел бы услышать что-нибудь, что заставило бы меня улыбнуться.

Видя, что его ботинки зарываются в шелковистый ворс персидского ковра начала семнадцатого века, которому подобало бы висеть на стене, высокий мужчина почувствовал, что совершает святотатство, и перестал шаркать ногами. Он уже не улыбался и с усилием сдерживал гнев, понимая, что с Нино этот номер не пройдет. Нужно сохранять хладнокровие.

— Пустяк, — сказал высокий мужчина. — Давайте перейдем к делу. Что у вас на уме? — Это ошибка, сразу же подумал он. Нельзя обнаруживать страх перед Нино, иначе он одержит верх.

— А вы не знаете?

— Нет, Нино, не знаю.

На сей раз улыбнулся Импортуна. «Почему у тебя такие большие зубы, дедушка?»

— «Суперба фудс»? — внезапно осведомился Импортуна. — «Л. М. Т. Электроникс»? «Фермерское оборудование Харрис-Фуллер»? «Ултима майнинг»?

— О чем вы, Нино? — Высокий мужчина гордился собой — он и бровью не повел. Даже дыхание оставалось под контролем.

— Прикидываетесь stupido?[62] Напрасно — я не нанимаю stupidi[63] на должность контролера. Итак, мой вице-президент по контролю играет в невинность. Но играть в невинность означает признать себя виновным. Bene?[64]

— Я бы хотел знать, Нино, что вы имеете в виду.

— Признать виновным, — повторил Импортуна, подчеркивая слова улыбкой. По спине высокого мужчины вновь забегали мурашки, но он озадаченно покачал головой.