Последняя женщина - [12]

— У таких утверждений есть авторы и ярые сторонники. — Голос был рядом. — "Болезнь — это всегда наказание за что-то, совершенное тобой", — говорят они. С разными болезнями связывают соответственно и поступки, причем у всех авторов они разные. Что движет этими "учителями"? Корысть? В большинстве случаев — нет. Если она и присутствует, то не на первом плане. Изначально возникшее желание протянуть руку, помочь человеку, объяснить, почему одни болеют, а другие нет, почему именно это болит и тревожит вас и как избавиться от страданий, — вот первая цель, которая почти всегда стоит перед ними.

Если бы все было так просто. Убийца — поражен проказой. Насильник — терзаем страшной болезнью. А человек, не совершающий ничего плохого, светится здоровьем.

Тогда получится, что к Богу приводит страдание: если вам стало больно от плохого поступка, значит, Бог есть? Неужели такой путь угоден Творцу?

Спросите себя, боролись бы вы тогда со злом? Зачем? Ведь оно и так наказуемо. Делали бы вы тогда добро? Накормили бы голодного? Наверное, да, но мотив был бы другой: избежать боли и страданий, болезней, которыми поражены другие, делающие зло. А это уже корысть.

Были бы вы счастливыми? Нет. Это чувство рождается только бескорыстным добром.

"Болезнь — наказание". Давая такие простые объяснения, иногда искренне стараясь помочь человеку, эти "учителя" на самом деле уводят его с пути истины. Вот чего человек должен опасаться больше всего. История знает примеры людей великой добродетели, которые страшно страдали от тяжелых болезней, а также отъявленных злодеев, бывших относительно здоровыми.

— Откуда же я могла узнать это, если в книгах написано не так?

— На свете есть только одна Книга.

Она понимала, о чем идет речь.

"И все-таки человек по-прежнему старается жить одним — достижением простых земных благ, — подумала Лера. — Он так и не верит до конца в бессмертие. Даже приходя в церковь и прося о чем-то, он в глубине души сомневается в Том, к Кому обращается. Конечно, каждый в свою меру. Его сознание требует доказательств. Почему же тогда не дать их ему? Ведь идущих по этому пути стало бы гораздо больше".

— Тогда выбор человека стал бы предметом торга. И даже насилия над ним. Ему дают доказательства, а он в ответ делает правильный выбор. Вера — это убежденность без доказательств. А с ними — уже знание.

Но мы отвлеклись. Сейчас ты стоишь на пороге изумительного мира, превосходящего все мыслимое и описуемое, — мира, который когда-то сотворил человека.

Лера снова огляделась вокруг. Ослепительно белый свет вдали по мере приближения к ней переходил в другие цвета, а над ее головой уже становился оранжевым. "Точно как радуга, только не полоской, а по всему небосводу", — подумала она.

За спиной свет переходил в сине-фиолетовый и превращался в ночь у самого горизонта. Черная его кромка была пронизана сотнями зарниц, пытавшихся, как ей показалось, разорвать границы этой тьмы.

— Там все зло Мира. Первые люди, покинувшие землю, застали зарницы еще здесь. Но добро, которое совершал человек, отодвигало границу все дальше и дальше.

Лера уже начинала привыкать к тому, что на любой возникающий в ее сознании вопрос получала ответ. "Но ведь мне и обещали это здесь", — подумала она и медленно перевела свой взгляд вниз.

Там, в глубине бездны, откуда только что ее вынесла неведомая сила, был виден тоннель в голубоватом ореоле. Огромным червем он как бы провисал над бездной, выходя ниоткуда и устремляясь в бесконечность. Внутри него что-то непрерывно происходило, напоминая кипящую лаву. По всей своей длине тоннель был пронизан сполохами, которые, как казалось, старались вырваться за его границы. Вдоль него очень медленно и едва заметно перемещался огненный обруч, фонтанируя мириадами светлячков.

— Это река времени, — услышала она. — А ореол вокруг — отражение бурлящих внутри нее событий — уже в пространство мироздания, за пределами времени. Всю жизнь ты была убеждена, что время может стереть совершенное кем-то и где-то. Здесь же отраженная в вечности истина, как посмертный слепок любого поступка, остается навсегда. Время стирает содеянное только с лица земли, из памяти того мира. Здесь ничего не пропадает и не проходит бесследно, все принадлежит Вечности. Правду можно увидеть и через тысячи лет.

— А огненный обруч?

— Это мгновение времени. Он перемещается, оставляя позади прошлое. Ты только что вышла из него. Одним из миллионов светлячков.

Лера еще раз посмотрела на мириады вспыхивающих огоньков. "Странно, ведь это мгновения смерти, — подумала она. — Но и рождение другой жизни, раз я все это вижу".

— Здесь все по-другому: нет ни сна, ни пищи. — Голос прервал ее размышления. — В этом здесь нет необходимости. И если почти всю свою жизнь человек тратит на добывание пищи и поедание ее — и, кроме этого, ничего не приобретает, то и взять с собой он ничего не может. Ему здесь становится страшно от невозможности заниматься привычным делом — ведь ничего другого он делать не умеет. А духовного багажа у него нет.

— Что же может взять с собой сюда человек?

— Многое. Например, свои переживания. Но не все. Здесь нет гнева, зависти, неприязни — они остались в той жизни, только там у тебя есть что-то, чего нет у других: деньги, талант, известность, наконец, обаяние. Обладая этими благами, ты невольно вызываешь у других как минимум желание уподобиться тебе.