Последняя тайна - [2]

Крайне осторожно она перевернула страницу, как будто боялась повредить пергамент, защищенный, однако, прочным прозрачным пластиком, и мгновенно погрузилась в текст. Пробежала глазами первую главу Послания к Евреям; то, что она искала, должно было находиться в самом начале. Глаза скользили по строчкам, губы шептали, как мантру, греческие фразы, пока не встретилось искомое.

— Ах, вот оно! — воскликнула Патрисия. — «Phanerón».

Невозможное случилось. Ей уже доводилось слышать прежде об этом слове, но одно дело говорить о каком-то предмете за столиком факультетской столовой, и совершенно иное — видеть его буквально перед носом, сидя не где-нибудь, а в Апостольской библиотеке Ватикана, видеть эту вокабулу, тщательно выведенную неизвестным копировальщиком IV века, то есть примерно в то же самое время, когда Константин принял христианство и созвал Никейский собор, где наконец-то были одобрены базовые принципы христологической теологии. Патрисия была в экстазе. Ах, какая сенсация! Вы только представьте, что…

И снова шум.

Испуг моментально вернул ее к действительности, и Патрисия посмотрела направо, в сторону инвентарного зала отдела рукописей, откуда, как ей казалось, и долетел этот звук.

— Кто там? — спросила она дрожащим голосом.

Ответа не последовало. Зал выглядел абсолютно пустым, но кто его знает, что там скрывается в этом мраке. Неужто есть кто-то в Зале Льва? Большой салон библиотеки был вне поля ее зрения, и ей приходилось довольствоваться догадками. Сама мысль о том, чтобы пойти туда ночью и проверить, вызывала озноб.

— Signore! — произнесла она громко на своем итальянском с испанским колоритом, пытаясь докричаться до служки, которого специально выделил для нее Главный смотритель. — Per favore, signore!

А в ответ была тишина, абсолютная. Патрисия подумала было о том, что надо бы продолжить работу, пусть и в такой гнетущей обстановке, но эти неожиданные звуки-стуки и зловещая тишина несколько вывели ее из себя. Куда, черт возьми, подевался этот служитель? И кто же мог там шуметь? Если он, то почему не ответил ей?

— Signore!

И опять никакого ответа. Не в силах справиться с нахлынувшим беспокойством, исследовательница резко поднялась, как будто пыталась произведенным шумом отпугнуть собственный страх. Надо в этом деле разобраться! А потом еще добавила для самой себя, что больше она на ночь оставаться в библиотеке не будет. Эти потемки, эти тени таили, казалось, столько угроз. Вот если бы был рядом ее Маноло!..

Патрисия, полная решимости выяснить, где же ее временный помощник, сделала несколько шагов к двери и вошла в погруженное во тьму инвентарное помещение отдела рукописей, не сразу заметив белеющее под ногами пятно. Присмотревшись, поняла, что на полу лежит лист бумаги.

Несколько озадаченная, наклонилась и, не беря его в руки, стала изучать, как будто вынюхивая что-то.

«Что за чертовщина такая?» — спросила себя самое.

В это же мгновение какая-то тень вышла из мрака и набросилась на нее. Сердце забилось, готовое выскочить из груди. Патрисия хотела крикнуть от ужаса, но огромная сильная ручища прикрыла ей рот, и получился лишь приглушенный хрипловатый стон.

Сделала попытку вырваться, но незнакомец был тяжел и сковал ее движения намертво. Повернув голову, она хотела рассмотреть нападавшего, но успела лишь заметить, как что-то блеснуло совсем близко от глаз. В самый последний момент она поняла, что это клинок.

У нее не было ни мгновения на то, чтобы осознать происходившее, так как она тут же почувствовала резкую колющую боль в шее, и ей сразу стало трудно дышать. Пыталась крикнуть, но как, чем? — воздуха не было совсем. В отчаянии она смогла только схватить рукой холодный предмет, раздиравший ей шею, но тщетно: силы были слишком неравны. Слабость тут же охватила все ее тело. Струйки какой-то теплой жидкости вдруг оросили грудь, и в предсмертном мороке она еще смогла понять, что это была ее кровь.

Больше ни о чем другом Патрисия подумать не успела, так как свет в сознании вдруг сменил мрак, как будто бы кто-то щелкнул выключателем, навсегда.

I

Кисточка очистила каменную поверхность от земли, заполнившей за столько веков даже мельчайшие поры, и, когда коричневатая пыль рассеялась, Томаш Норонья, прикинувшись близоруким, поднес камень к своим зеленым глазам, чтобы оценить сделанное.

— Вот зараза!

Прилипшая земля еще кое-где оставалась. Глубоко вздохнув, он протер лоб тыльной стороной ладони, прежде чем продолжить нудную чистку. Безусловно, такая работенка ему была не по вкусу, но что делать? — пришлось подчиниться: невозможно всегда заниматься только тем, что нравится.

И все же перед тем как продолжить работу, он подарил себе минутку отдыха. Покрутил головой, полюбовался лунным пятаком там, наверху, оценив красоту серебристого ореола над вершиной величественной колонны Траяна. Что ни говори, а ночь — самое лучшее время для такой работы в центре Рима; днем там царил настоящий хаос. Визгливые клаксоны машин и яростное рычание камнедробилок казались звуками ада.

Взглянул на часы. Уже был час ночи, но так хотелось по полной программе воспользоваться паузой, предоставленной наконец-то уснувшими римскими водителями, и сделать максимум возможного. Пожалуй, в самый раз будет уйти в шесть утра, когда машины снова начнут «давить асфальт» и возобновится дьявольский концерт клаксонов и камнедробилок. Вот тогда-то он и вернется к своей подушке в маленькой гостинице на виа дель Корсо