Последняя тайна - [3]
— Прекрасно, Легкомысл, благодарю.
— Вот бездельники, — поднося ко рту смоченный в желтке кусочек хлеба, вздохнул лорд. Кусочек разломился пополам и упал в блюдце. — Они даже хлеб испечь толком не умеют!
— Прикажи, чтобы его слегка поджарили, перед тем как подать.
Легкомысл перебросил монокль с левого глаза на правый и поднял с блюдца вымазанный в желтке шнурок.
— Прекрасная мысль! Так в чем же дело? Кто тебе сказал, что я здесь?
— Твой камердинер, Голубок.
Морда Легкомысла помрачнела.
— Проклятые слуги, — пробормотал он. — Знаешь, чем он теперь занялся? Пишет историю рода, будь он неладен!
— Что ж, полагаю, он хочет отыскать себе какого-нибудь выдающегося предка.
— Нет, нет, он пишет историю моего рода! И каждый день с пристрастием допрашивает меня обо всех моих родственниках. Хочет познакомиться со всеми моими тетушками и дядюшками, чтобы расспросить и их. И охота ему откапывать всяких полоумных!.. Ты знаешь, один из Мудрых прошел пешком от Безымянных болот, на севере, до мыса Рыбьего Жира, причем полпути — задом наперед! Как ты думаешь, зачем он это сделал?
— Боюсь, что не знаю. Может быть, в благотворительных целях?
Легкомысл прищурился:
— Да нет, я имею в виду — зачем задом наперед. Вообще-то ходьба полезна. Укрепляет лапы и легкие. Но он прошел полпути задом наперед, чтобы передние лапы не износились раньше задних! Ты можешь себе такое представить? Трудновато с подобными родственничками сохранить фамильную гордость и чувство собственного достоинства. Кстати, не желаешь ли кофе?
Нюх пожелал, а затем объяснил причину своего прихода. У Легкомысла богатейшая библиотека. Нюх хотел бы ознакомиться с ее картографическим разделом, а проще говоря, взглянуть на карты, без пользы пылящиеся на полках.
Легкомысл озадачился:
— Да их там целая уйма!
— Мне нужны не все, а только те, на которых указана дорога в Катай.
Нюх рассказал другу, что намерен отправиться туда, чтобы помочь Великому Панголину. Легкомысл снова переместил монокль с одного глаза на другой, покачал головой и прикусил губы под великолепными распушенными бакенбардами.
— Опасное путешествие, очень рискованное. Это не одна тысяча километров! Тебе, возможно, придется столкнуться с бандитами и дикими людьми. Знаешь, ведь многие люди не любят зверей. Кстати, если верить Голубку, один, а точнее, одна из моих предков, леди Легкомысл, умерла от укусов пустынной блохи где-то в Утренней Магнолии. А еще в тамошних пустынях всегда проблема с водой. Днем она зловонная и горячая, а ночью и вообще замерзает. Так что хорошенько подумай, прежде чем ехать!
— Как говорит один мой старый друг, ходьба полезна для лап и для легких! — усмехнулся Нюх.
— Ходьба — да, но ты выбрал малоподходящий маршрут!
2
К великому гневу Эдди Сона, мэр организовал большие гонки паровых тягачей, что, без сомнения, лишь укрепит позиции соперника Сона, Джо Уля, изобретателя парового двигателя.
— Это все потому, что Уль — горностай, а я ласка, да? — бросил Сон обвинение мэру-горностаю. — Это непотизм!
Мэр сроду не слыхивал такого слова и поэтому, прежде чем ответить, посоветовался с шефом полиции, Однолюбом Вруном.
— Да никакой это не непопо… нене по… Тьфу! Непопутизм — это когда я даю доходную должность члену своей семьи. Кумовство и все такое. А мне совершенно не важно, ласка ты или горностай. Ты должен признать, Сон, что паровые двигатели приносят гораздо больше пользы, чем твои пружинные механизмы. Все твои изобретения тикают, вертятся, иногда очень мило звонят. Однако их время прошло. Они не могут состязаться с пыхтящими, шипящими и стучащими гигантами Джо Уля. Нет, прости, но в этих гонках в Городском парке будут участвовать только машины с паровыми двигателями!
Эдди Сон пулей вылетел из кабинета Толстопуза Недоума.
— Вот нахал! — фыркнул мэр. — Нашел место для скандала! Стонет, стонет, стонет! За такое поведение следовало бы арестовать его и посадить в каталажку. Есть у нас закон против стона? Если нет, обязательно надо принять. Я позабочусь, чтобы он появился в своде законов еще до следующей пятницы, а если не я, то ты.
— Но он ведь не сделал ничего плохого, мэр, — смущенно заметил шеф полиции. — Вы же сами говорили, что в этот час двери вашего дома открыты для горожан, чтобы они могли поведать вам о своих бедах.
— Да, но я предполагал, что они станут приходить и благодарить меня за улучшения в городской жизни! Разве я не отреставрировал Звенящий Роджер? — Мэр говорил об огромных башенных часах, взорванных анархистом Баламутом Серебряном, кузеном Нюха. — Хотя бы один пришел и сказал: «Ах, молодец, мэр, теперь мы все знаем, который час, и нам нет необходимости тратиться на покупку карманных часов». Кто-нибудь похвалил меня за это — кроме вас, разумеется, но вы не в счет, потому что подлизываетесь…
В это мгновение в кабинете появилась сестра мэра, принцесса Сибил. Женская половина рода Недоумов не отказалась от своих титулов, хотя если говорить о Сибил, то она пользовалась положением принцессы лишь тогда, когда устраивала балы или хотела повесить в кабинете брата новые занавески. Она очень любила своего брата, даже более того, — вероятно, она была единственным существом, любившим его.
