Последняя тайна - [17]

— Я тоже. Спокойной ночи, Грязнуля.

— Спокойной ночи, Плаксик.

Все проснулись на заре, готовые тронуться в путь до наступления жары. Ночью же здесь стоял пронизывающий холод. Вода в бурдюках замерзла. Нюх проснулся с сосульками в бакенбардах, с онемевшими от холода лапами. Спали все плохо, потому что из-за резкого перепада температур ночью камни трескались со звуком, напоминавшим пистолетный выстрел. Да, пустыня была негостеприимным, малопригодным для жизни местом.

Понемногу лапы Нюха обрели чувствительность. Бриония тем временем уже осматривала сцинков, годами не видевших ветеринара. Грязнуля и Плакса разводили костер, чтобы приготовить завтрак, а сцинки пока бездействовали. Нюх знал, что рептилии — хладнокровные существа. Все тепло они берут от солнца, поэтому после холодной ночи они должны некоторое время полежать, чтобы прийти в себя. Наконец одна из ящериц подошла к ласкам, потирая передние лапки:

— Овсянка подойдет? Ничего другого у нас и нет. Мы ее засолили.

— Да, конечно. В жару соль выводится из организма с потом. Соленая овсянка — прекрасно! — сказал Грязнуля.

— А я не люблю овсянку! У вас нет яиц? — изобразил из себя гурмана Плакса.

— Конечно есть, — несколько удивленно ответила ящерица.

— Тогда сварите мне пару яиц всмятку!

Ящерица прищурилась и уползла. Грязнуля прикусил губу.

— Что?! — воскликнул Плакса. — Я опять сказал не то?

— Ты попросил ее сварить ее же яйца! Это самка!

— Как же я мог такое забыть!.. Ну конечно, ведь рептилии откладывают яйца!

Плакса, разумеется, имел в виду воробьиные яйца, а ящерица говорила о своих.

Плакса отправился к ящерице, чтобы исправить свою оплошность. Она лежала на яйцах, глядя на него немигающими глазами.

— Простите меня… я имел в виду не ваши яйца!

— А чьи же?

— Я говорил о птичьих яйцах! Их мы едим, а яйца ящериц — никогда!

Сцинка явно не поверила ему, и Плакса оставил ее охранять потомство. «Ну вот, вечно я всюду напорчу!» — подумал он.

— Как овсянка? — спросил он, подходя к костру. — Действительно соленая?

Грязнуля скривил морду, словно только что съел дольку лимона.

— Ответа не требуется, — резюмировал Плакса.

Позавтракав, путники распрощались с ящерицами и тронулись в путь. Буряк шел впереди, быстро перебирая длинными лапами.

Вскоре они оказались возле руин гигантской статуи собаки.

— Ну и громадина же была! — восхищенно воскликнул Грязнуля. — Кто это?

— Один из древних правителей этой земли, — ответил Калабаш Буряк. — Могущественный царь, державший в повиновении всех! Посмотрите, что написано у него на лбу. Надпись сохранилась не лучшим образом, но буквы все же можно разобрать: «Меня зовут Боззиканин, величайший из великих псов. Воззри, мелюзга, на то, что воздвиг я, и признай свое ничтожество!»

Однако ничего, кроме обломков колоссальной статуи, наши путешественники, как ни старались, не обнаружили.

— Тоже еще строитель! — фыркнул Грязнуля.

— По-моему, из всего этого можно извлечь лишь один урок — смирение! — произнес Нюх. — Ничто не устоит под разрушительным напором времени. В итоге все превращается в…

— Прах! — закончила Бриония.

Путники покинули печальные развалины.

Во второй половине дня они добрались до высохшего речного русла, вади, где Калабаш, покопав, добыл немного воды. Но, пока они наполняли бурдюки, началась песчаная буря. Путники попрятались по ямкам и расселинам, которыми было испещрено дно высохшей реки, и с головой укрылись одеялами.

Когда песчаная буря утихла, они выбрались из-под одеял и внезапно увидели перед собой еще один старинный город. Больше всего путников поразило то, что, как только осело песчаное облако и город появился из-под песка, в него немедленно хлынули какие-то звери, таща с собой мешки со скарбом.

Они без ссор и споров занимали красные каменные дома, где тотчас распаковывали свои мешки.

Ласки тоже вошли в город, и Нюх разговорился с крысиным семейством, которое прибыло сюда в запряженной мышами повозке, нагруженной мебелью и прочим домашним скарбом. Отец-крыс посетовал:

— Последние три года мы жили в палатках. Мои младшие еще никогда не видели настоящего дома.

— Что вы будете здесь делать?

— Я по профессии плотник. Всем тут понадобятся столы, стулья, шкафы и тому подобное. Моя старшенькая, Ханнина, хорошо шьет. А этот вот, с оборванным ухом, мой средненький. — Отец-крыс вздохнул. — Уж и не знаю, что с ним делать. Моя Мейбл говорит, что из него мог бы получиться водопроводчик. Он вечно лазит по всяким трубам, так что, наверное, она права. Но я все же надеюсь, что кто-то из них станет поэтом или художником… — Отец семейства расположен был продолжить свой монолог, но Калабаш сказал, что им пора идти.

Призрачные болота… Удачнее названия было бы и не найти. Ласкам и тушканчику приходилось ножами прокладывать себе путь сквозь заросли высокого тростника. Вдобавок эти болота кишели змеями.

Не заставила себя ждать встреча с людьми. В мелкой протоке ласки увидели плоскодонку, в которой сидели два человека. На носу лодки лежало охотничье ружье огромного калибра, больше похожее на пушку. Увидев ласок и тушканчика, люди буквально заревели, замахали руками и замотали косматыми головами. Затем один из них с торжествующим воплем потянул спусковой крючок ружья. Раздался ужасный взрыв. Пуля упала в воду, трижды срикошетила и застряла в тростнике неподалеку от Калабаша.