Последняя свобода - [44]
— Вы ж брат? — спросила толстая.
Я кивнул с гордостью.
— Имеете шанс долго прожить, а главное — хорошо умереть.
— Молодому человеку еще рано думать… — начала тонкая.
— О смерти надо думать всегда. — Ну, прямо римская парка Морта. — Тем более о хорошей смерти. Я тут третий раз лежу по два месяца…
Я содрогнулся.
— Два раза попадала в реанимацию. Выжила только благодаря Василию Николаевичу. «Не пришел ваш срок», — он определил. Таких врачей больше нет, это старая школа.
— Да, таким был наш отец.
— Вот видите. И вы, девушка, радуйтесь.
— Я радуюсь, — сказала Ольга и негромко обратилась ко мне: — Вы хотите познакомиться с Клавдией?
— С кем?.. Да, хочу.
— Простите, у вас это серьезно? Она уже пережила одну трагедию.
— Боже сохрани!
Уж не хотят ли они с Васькой меня сосватать? То-то он все намекает.
— О, я знаю! Вы человек порядочный и деликатный. Я доверяю вам.
— Никогда не доверяйте мужчинам, — пошутил я. — Мы народ чувственный, грубый…
— Только не вы. Не вы и ваш брат, — сказала она значительно и вдруг — ни с того ни с сего — потеряла сознание.
Поднялась суматоха, примчался Василий забрать свою возлюбленную к себе в реанимацию спасать. Я впервые понял до конца Ваську и почувствовал — ненадолго — чужое страдание, как свое. Поэтому и пришлось мне пройти еще раз тем белым бесконечным коридором. Вслед за каталкой, на которой лежала она, как мертвая, но не покрытая с головой белым покровом. Живая, есть надежда.
Потом я сбежал. Меня тянуло на волю, чтоб лихорадкой «следствия» приглушить боль и ужас. Тринадцать лет я отталкивал от себя «черного монаха», но что-то затянуло меня в водоворот — и так и подмывало выбросить камень, сжечь письма, смыть кровь.
И зажить в московской писательской башне на денежки от двухтомника — уж на сколько хватит, — без проклятого романа, разумеется.
Вместо столь разумных действий я продолжал совершать неразумные. Повернув ключ в замке, открыл дверь и окунулся в поэтический уголок — в полумрак лиловых портьер.
Подсел к старой «Москве», вставил чистый лист и напечатал:
«Леон!
Посылаю тебе свой привет и желаю житья долгого, с шампанским и усмешечкой».
Продолжать не имело смысла: садистские письма печатались не на этой машинке.
Усталость вдруг навалилась на меня, я продолжал сидеть на хлипком стуле с мягкой подушечкой, уныло уставясь на «братскую могилу»: сотни зеленых «Отблесков любви», аккуратно сложенных на полочках в углу. Меня разъедала жалость к безжизненному телу на каталке и лихорадил азарт следствия… А не сравнить ли стиль писем с этими самыми «Отблесками»?
Взял, полистал, нашел. Ольга Бергер. Из цикла «Грозы августа».
Понятно.
Ну и хватит. Между письмами и этим прелестным лепетом — пропасть. Так и скажу при встрече: прелесть. Музыка, скажу, тонкость ощущений, настроений… Словом, тот банальный вздор, который говорят, когда говорить нечего.
Все. Отметаю больницу, делом надо заниматься, товарищ. По записной книжке я набрал номер телефона, в глубине души надеясь, что мне не ответят. Две поэтессы подряд — явный перебор.
Ответили.
— Будьте любезны, Клавдию Марковну.
— Это я.
— Вас беспокоит Востоков по рекомендации…
— Я в курсе. Вы откуда звоните?
Я растерянно огляделся и сказал:
— От себя. С квартиры то есть.
— У меня ремонт, — пробасила поэтесса. — Так что давайте свои координаты и ждите.
Я дал и помчался к себе ждать.
Вкус Горностаева меня изумил: огромные габариты — куда крупнее Аленьки. И старше. И черные усики. И дымящаяся сигарета в пальцах. И золото во рту и ушах. И желтое японское кимоно. Господи, как она в нем ехала на метро и шла по улице! Вскоре выяснилось: она приехала с Тверской на своей машине.
Клавдия Марковна уселась на тахту, стукнула кулаком, приглашая сесть рядом (я примостился поодаль) и промолвила, подмигнув:
— Ну?
— Кажется, вы были близко знакомы с критиком Горностаевым?
— Была.
— Мне говорили, — я тщательно подбирал слова, — будто бы он не оправдал ваших надежд.
— Смотря каких надежд. — Темные глазки остро прищурились.
Черт бы ее побрал! Терпение мое лопнуло.
— Надежд на любовь или на замужество. И вы пытались покончить с собой.
— Брехня!
Вот это баба, вот это «матерый человечище»!
— Я — вдова, — она усмехнулась струйкой дыма. — И навсегда останусь в этом звании.
Я испытал облегчение, смешанное с опаской: вдруг врет?
— Мой муж был великий музыкант. И неужели вы думаете, что я сменю фамилию, — тут она назвала и впрямь знаменитое имя, — на какую-то «Горностаеву»?
— Но вы приняли яд?
— Снотворное, — она опять подмигнула.
— Стало быть, вы его любили?
— Да бросьте! В мои-то годы.
— Кстати, когда это случилось?
— Что?
— Недоразумение со снотворным.
— Не недоразумение, а продуманная акция. В позапрошлое лето.
— Попытка самоубийства была связана с Горностаевым?
— Напрямую. Но это другая тайна, не имеющая отношения к вашей жене.
— Что вы знаете про мою жену?
— Из лепета Ольги — блаженный человек, юродивый — я поняла, что вы ищете убийцу своей жены. В какой связи вас интересует Гришка?
Его брата убили — безжалостно и расчетливо. Закон бездействовал, и он начал собственное расследование. Он чувствовал, что разгадка где-то близко. Он еще не знал, как близко стоит к этой разгадке. Как близко стоит к убийце. Слишком близко…
Мир шоу-бизнеса. Яркий, шикарный мир больших денег, громкой славы, красивых женщин, талантливых мужчин. Жестокий, грязный мир интриг, наркотиков, лжи и предательства.Миру шоу-бизнеса не привыкать ко многому. Но однажды там свершилось нечто небывалое. Нечто шокирующее. Убийство. Двойное убийство. Убийство странное, загадочное, на первый взгляд даже не имеющее причины и мотива. Убийство, нити которого настолько переплетены, что распутать этот клубок почти невозможно. Почти…
Детективные книги Булгаковой созданы в классической традиции: ограниченное число персонажей и сюжетных линий, динамика заключается в самом расследовании. Как правило, в них описываются «crime passionnel» («преступления страсти» - французский судебный термин)…
На подозреваемого указывало ВСЕ. Улики были незыблемы… или, может быть, только КАЗАЛИСЬ таковыми? Иначе почему бы человеку, совершившему убийство, столь упорно отказываться от своего последнего шанса — облегчения своей вины чистосердечным признанием? Впрочем, правосудие все равно восторжествовало… а может быть, совершилась страшная судебная ошибка? Прошел год — и совершенно внезапно настало время вспомнить старое убийство. Время установить наконец — пусть поздно — истину…
"Однажды декабрьским утром 86-го года я неожиданно проснулась с почти готовым криминальным сюжетом – до сих пор для меня загадка, откуда он пришёл: “Была полная тьма. Полевые лилии пахнут, их закопали. Только никому не говори”. И пошло- поехало мне на удивление: “Смерть смотрит из сада”, “Крепость Ангела” “Соня, бессонница, сон”, “Иди и убей!”, “Последняя свобода”, “Красная кукла”, “Сердце статуи”, “Век кино” и так далее… Я пишу медленно, постепенно проникая в коллизию, как в трагедию близких мне людей, в их психологию, духовно я вынашиваю каждый роман как ребёнка" (Инна Булгакова).
13 мая 1957 года в Никольском лесу в Подмосковье был обнаружен труп десятилетнего мальчика — пуля из немецкого пистолета системы парабеллум застряла в сердце. Никаких следов убийцы обнаружить не удалось; не удалось установить и мотива преступления. Ребенка похоронили возле леса на новом, уже послевоенном кладбище неподалеку от совхоза «Путь Ильича», за могилой следили мать с отцом, больше ее никто не навещал.Шли годы…
Мы все носим тысячи масок и одеваем их сообразно обстоятельствам. Можем быть милыми и сострадательными, иногда немного глупыми, порой грубыми и нахальными. И для кого-то может стать шоком, когда близкий человек снимает последнюю свою маску, чтобы показать настоящее лицо, а под ней оказывается звериный оскал.
Ночью в приёмное отделение больницы привезли молодую женщину в бессознательном состоянии. Врачи всю ночь пытались привести её в чувства. А утром она пришла в себя и сбежала из отделения, пока никто не видел. Медсестра видела, как на автобусной остановке её насильно запихивали в машину двое мужчин и сообщила об этом в полицию. В ходе расследования этого дела, вскрылись не только преступления, но и очень интересные тайны некоторых особ…
Мог ли подумать австралийский миллионер Джейсон Полякофф, решив однажды жениться на русской красавице Соне Богдановой, что любовь к ней сведет его с ума? Мог ли он ожидать, что эта любовь превратит его из законопослушного человека в преступника? Мог ли он представить, что желание обладать картиной, на которой изображена женщина, удивительно похожая на Соню, доведет его до ограбления русского провинциального музея, где хранится это сокровище — полотно Зинаиды Серебряковой «Прощание славянки»? И мог ли Джейсон вообразить, что Сонь окажется две, а он будет вовлечен не только в преступление, но и в историю многолетней мести…
В доме престарелых произошел пожар. Экспертиза показала, что одна из погибших на самом деле была убита — кто-то, воспользовавшись суматохой, задушил пожилую женщину. Поскольку в городе уже давно ходили слухи о том, что директор этого учреждения обирает своих подопечных и производит странные манипуляции с их квартирами, корреспондент городской газеты Юлия Сорнева решила убить сразу двух зайцев — провести журналистское расследование обоих горячих дел. Для этого она устроилась в дом престарелых санитаркой и принялась изнутри разведывать обстановку.
Знакомые нам дамочки Аня и Геля отбыли в Москву, дабы театральные премьеры посетить, по музеям и выставкам походить. Но вскоре прервали свой вояж, так как в Тригорске их друзья-полицейские оказались в очень неприятной ситуации. Вот и вернулись подруги домой, чтобы защищать, помогать и спасать.
1892 год. Земского врача Ивана Иноземцева направляют в столицу Туркестанского генерал-губернаторства – Ташкент. Но добраться до нового места службы Иноземцеву не удается: его похищает шайка разбойников во главе с коварным басмачом Юлбарсом, приручившим настоящего тигра. По всему краю ходят слухи и легенды о набегах банды Юлбарса. Он жесток и безжалостен, умен и необычайно хитер, так зачем же ему среди оазисов и миражей пустыни понадобился обычный земский врач Иван Иноземцев? И как теперь ему справиться с новой напастью – эпидемией холеры, которая преследует местных жителей?..