Последняя страсть Клеопатры. Новый роман о Царице любви - [8]

Нарушить обычай или подменить один документ другим девушки никогда не решились бы, для весталок существовала страшная система наказания, как и в случае потери девственности, преступница замуровывалась с небольшим количеством еды и питья. Кроме того, о завещании Цезаря вообще не задумывались, диктатор собирался в большой поход на Парфию, за время которого в Риме могло много что измениться.

Но все разговоры о хилости наследника и неуместности имени этого мальчишки в завещании стихли сами собой, когда Октавиан появился в Риме. Он действительно был слаб телом и болен кроме астмы еще много чем, легче перечислить, чем Октавиан не был болен, боялся жары и холода, сквозняков, пыли, не переносил грубую пищу… Но он относился к тому типу людей, у которых внешняя хилость с лихвой компенсируется силой духа. Стоило тощему, обросшему, бледному мальчишке твердо глянуть в глаза очередному сенатору, и тот понимал, что Цезарь не ошибся в выборе.

Когда-то Цезарь говорил, что от его племянника разные сплетни и слухи отскакивают, как мелкие камешки от шкуры взрослого бегемота. Он был прав, Октавиан, словно не замечая насмешек и откровенных оскорблений в свой адрес, спокойно делал то, ради чего пришел в Рим.

Марк Антоний тоже почувствовал эту силу, как и то, что противостоять не сможет. Он зря кричал в лицо Октавиану, что наследство денег не означает наследства власти и политического веса, что занять место Цезаря щенку не удастся. «Щенок» делал все спокойно и без истерик. Признав завещание, он был вынужден распродать свою собственность и собственность своей матери – племянницы Цезаря, чтобы выплатить ветеранам и гражданам Рима обещанные Цезарем по триста сестерциев каждому.

Расчет оказался верен, Октавиан одним ударом лишил Антония преимущества перед простыми гражданами. Конечно, Рим не перестал насмехаться над племянничком, но делал это уже не так рьяно.

Теперь предстояло победить сенат, Антоний прав, наследование состояния, которого попросту не оказалось, еще не наследование власти. Но Октавиан пока не торопился, он спокойно искал союзников.

Одним из таких оказался Марк Тулий Цицерон, который вообще-то отошел от дел, но готов вернуться в политику снова. Он, словно застоявшаяся боевая лошадь, бьющая копытом при звуке трубы или боя, предвкушал новые словесные баталии в сенате. Если бы только Марк Тулий знал, к чему приведет его активность, вряд ли бы старик ввязывался в политическое противостояние снова.

Реальная власть все же была в руках у Марка Антония. И вот тут сказалась разница между ним и Октавианом. Пока Антоний упивался своей властью, Октавиан тихо, шаг за шагом ее забирал. Для начала он потребовал если не наказания, то удаления убийц Цезаря. Уже и без него осознавшие, что совершенное преступление ни к чему не привело, Гай Кассий и Марк Брут поспешно отбыли в Сирию, куда наместником хотя и был назначен Гней Долабелла, но в должность не вступил. Сейчас убийцам Цезаря лучше держаться подальше от Рима, это понимали и они сами.

Постепенно, шаг за шагом Октавиан подбирался к власти, он сумел использовать неприязнь Цицерона к Марку Антонию и осторожно подтолкнуть оратора к нападкам на своего политического противника. Цицерон, которому давно не представлялась возможность столь активно демонстрировать свое ораторское мастерство, теперь отводил душу. Не столь уж был ему ненавистен Марк Антоний, сколь привлекательна возможность в очередной раз показать себя лично. Одна за другой появлялись филиппики против Марка Антония.

Он нападал и нападал, совершенно не думая о том, что будет, если эти два человека – Марк Антоний и Октавиан – договорятся. Дошло до того, что Марка Антония едва не внесли в проскрипционные (черные) списки, зачисление в которые означало изгнание навсегда, потому что любой римский гражданин, увидевший человека из списка, имел право (и даже был обязан!) его убить. Когда обсуждался этот вопрос, самого Антония не было в Риме, он воевал в Цисальпийской Галлии против Марка Брута.

Пожалуй, тогда своего мужа спасла неистовая Фульвия – третья жена Марка Антония. Подхватив двух маленьких сыновей Марка – Антилла и Юла, а также его мать, женщина отправилась прямо в курию Гостилию, где сенаторы обсуждали возможность объявления ее супруга врагом Рима. Появление двух одетых в черное женщин с детьми на руках, к тому же громко плакавших и причитавших, что их возлюбленного отца, мужа и сына, который столько сил отдал римскому народу и столько бился за него, готовы объявить врагом тех, за кого он и сейчас бьется, не жалея жизни, повлияло на мнение сенаторов. Марка Антония не объявили hostis, обошлось, но ненависть к Цицерону, едва ни погубившему Антония ради блеска собственного красноречия, Фульвия затаила и поклялась в свою очередь погубить оратора!

А дальше произошло то, чего уж никак не ожидал Цицерон. Октавиан прекрасно понимал, что взять власть над Римом в одиночку ему пока не по силам, а потому пошел с Марком Антонием на соглашение. Три человека, непричастные к убийству Цезаря – Марк Антоний, Октавиан и Лепид, – заключили договор о триумвирате. При этом Октавиан просто… пожертвовал Цицероном, когда Антоний в свою очередь потребовал включить оратора в проскрипционный список!