Последняя среда. Литература о жизни. Тема номера: Украина - [9]

В это мгновение (это, мой друг, важно – чтоб именно в это мгновение) в желудок падает кусочек пармезана. Маленький не испорченный жеванием кусочек. Этот кусочек – вместилище еще одного демона вкуса. Удерживаемое сыром вино постепенно проникает в кровь и ритуальная жидкость не спеша достигает берегов пьяной истины, Открываются Врата.

Вино впускает пьяницу-паломника в свой потаенный мир. В царство солнечных мистерий Диониса. Небесный диск светится из-под кожи пурпурным сиянием перенасыщенной вином крови. Паломник чувствует свет. Свет овладевает телом и отнимает ноги. Ноги остаются по ту сторону врат. Ведь для передвижения по солнечному царству они не нужны. Перемещения свершаются теперь вдоль вакхических вертикалей, воспетых пьяницей Хайямом. Мы когда-то читали его рубаи, мой друг. Теперь они читают нас. Потому что мы пьяны. Потому что вино неистребимо.

Оно неистребимо, как материя. Как принцип. И абсолютно неистребимо и вечно, как Врата. Потому что находит и высвечивает особенное под кожей каждого человека. Но я заболтался, мой друг. Это правда. Трудно размышлять, когда поэзия великих алконавтов читает тебя, словно ты не человек, а съехавшая надпись на стене туалета.

При употреблении вина нельзя останавливаться. Это обязательное условие ритуала. Бокал за бокалом держат Врата открытыми. Света никогда не бывает слишком много. Чем менше крови в крови, тем больше истины в теле. Вино медленно, но верно извлекает из крови родовую память. И мы, друг, внезапно видим, как наши предки гонят по тундре отвратительного вонючего мамонта. Наш предок был мохнат. Он рычал.

А после исчезают все спродюсированные внутренним голивудом картинки. Остается только свет. Отчего-то смешанный с головной болью. Но такой прозрачный, как свет в конце туннеля. Или туннель в конце света. И это уже финиш.

Ты спрашиваешь, что дальше?

Дальше утреннее похмелье. Сумерки обыденного мира. И надежда, что этот винный ритуал не последний. Надежда, что капля вина останется в жилах даже тогда, когда там уже ничего не останется. Совсем.

…орда, антиорда…

Отцы-основатели европейской политической традиции считали Орду кочевой формой варварства. В памяти оседлых народов-победителей побежденные кочевники остались лишь в виде тени: ночным ужасом, смертельным неистовым набегом. Самих носителей этого ужаса уже нет, они исчезли в ходе исторического прогресса. И только цыгане иногда напомнят нам то ли о «форме варварства», то ли об особой форме равновесия между человеком и пространством. Между человеком и открытостью.

Если казаки и вправду были создателями украинской самобытности, то следует признать, что самобытность эта складывалась на близких или далеких орбитах Орды. В местах, по одну сторону от которых крепли политические нации с их социальным принуждением, оседлостью и государственностью. А по другую сторону обитала особенная пустота (или открытость). В этой пустоте порой не было ничего. А порой возникала Орда. Которая не заполняла эту пустоту-открытость, но скорее сама была ее хищной разновидностью.

Казаки боролись в Ордой. Это не была борьба на уничтожение, но соревнование и сосуществование двух форм коллективнокочевого – Орды и Антиорды. При этом Антиорда была одновременно и антигосударством, что бы там не рассказывали историки о «зародышах государственности» в разбойничьих гнездах посреди днепровских плавней. Когда под сапогом екатерининского солдата исчезла Орда, исчезло и вольное разбойное рыцарство. Исчезло почти без следа, оставив лишь опереточные чубы и шаровары. А также нечто, что до сих пор мешает нескольким нациям войти в европейскую семью народов. То ли это семья распознает чужого по запаху. То ли чужому тесно под. низкими потолками мудрых законов и прагматических правил. Хрен разберешь.

В чем наследие Орды? Кочевые народы, как справедливо подметил один каирский отшельник, не создают ничего долговременного и не работают во имя будущего, которое от них ускользает. Но они обладают простором, который ни в чем их не ограничивает и открывает перед ними все новые возможности. У кочевников существует четкий баланс между космическими принципами: принципом сжатия, который мы называем «временем», и принципом расширения, который мы зовем «пространством». И если «государственные» народы привыкли жить на исторических «отрезках», то Орда и Антиорда живут на исторической прямой, не ограниченной ни единой точкой. Они живут «в никуда».

Нынче они живут не в степях, а в нашем подсознании. Живут себе «в никуда».

И что с того? – спросите вы. Ничего.

Мы ведем такую же борьбу за выживание, что и «народы-государственники». Только с большим содержание холестерина и алкоголя в крови. А также с большей долей пустоты-открытости. Что, возможно, и формирует загадочную славянскую душу, склонную к поиску заговоров и достоевщине. Душу, к которой скептический разум «политических» народов относится с подозрением. Ведь в ней все еще живет Орда. Замаскированная, но всегда готовая отправиться за ясырем.

Между «политическими» людьми и кочевниками простирается пустыня непонимания. Но путь от «политического» человека к неоордынцу – одна из самых интересных и важных мистерий нашего глобализированного мира. Древние взаправдашные кочевники жили в мире подвижных неопределенностей. В нем принципиально не было никакой «дорожной карты». В нем каждый новый пейзаж требовал особого названия, каждое новое существо